Друзья по переписке
Шрифт:
— Мисс Грейнджер, вы сильно ударились? Может, вам помочь?
Почти сразу услышала она голос Люциуса, а подняв глаза, увидела, как он выглядывает из-за стола и смотрит на нее сверху вниз.
«Ну вот… и мой очередной цирковой аттракцион подоспел!»
С лицом, больше напоминающим вареную свеклу, Гермиона поднялась на ноги.
— Нет-нет! Спасибо, но со мной все в порядке…
«Только посмей сейчас расплакаться! Только попробуй! Даже если и от злости…»
Она собралась с силами.
— Пройдемте со мной, мистер Малфой. Я покажу, где можно найти трактат Беркариуса.
____________________________________________________________________
Афина
Какой
Итак, с первых же строк хочу сообщить, что со мной вам не нужно сдерживать свою словоохотливость (ни язык, ни ваше перо), дорогая Афина. Ведь независимо от того, куда повлечет вас фантазия, можете смело и без малейших колебаний поделиться со мной ее дарами.
Последняя книга, которую я прочитал? Это был трактат Альфреда Беркариуса «О зельях и наружных снадобьях», и да… я искренне наслаждался великолепием этой книги. Дело в том, что в свободное время мне очень нравится заниматься экспериментами в зельеварении. И хотелось бы верить, что, займись я этим раньше и по-настоящему серьезно, из меня бы мог получиться неплохой зельевар. Я люблю браться за самые сложные рецепты снадобий, будто бросая этим вызов самому себе. И, конечно, очень приятно, когда они получаются, и когда могу пожертвовать их в госпиталь святого Мунго для применения в реальной жизни. Иногда я даже мечтаю, что когда-нибудь открою свою аптеку, где будут продаваться мои уникальные разработки, но, боюсь, что эта мечта так и останется всего лишь мечтою.
Надеюсь, что вы великодушно поймете меня и простите (теперь уже мою) словоохотливость.
И еще… Очень интересно: а вы уже исполнили свое самое большое желание?
Леголас.
Перечитывая полученное письмо еще раз, Гермиона улыбнулась. Оно прибыло всего несколько минут назад, через три дня после того, как она отправила свое послание ему. Удивительно, но хаос, обрушившийся на нее в тот день с появлением Люциуса Малфоя, не повредил написанного письма, аккуратно приземлившегося рядом со столом. А вот о ковровом покрытии этого сказать было нельзя. Даже сейчас, после бесчисленного количества заклинаний для ликвидации пятен, которые измученная Гермиона бросала раз за разом, на покрытии цвета шалфея все еще оставалась большая уродливая клякса от свалившейся тогда бутылки чернил.
«Мда… Между прочим, к тому же и очень дорогих чернил!»
Конечно же, качественные чернила были здесь совершенно ни при чем. Был только один человек, виноватый во всех дурацких и досадных несуразностях, происходивших в ее жизни в последнее время. И звали его — Люциус Малфой. Гермиона просто диву давалась: как и почему он оказывает на нее такое воздействие?
«Неужели я до сих пор боюсь его? Да нет же! Если только самую капельку… Ведь, в конце концов, война закончилась пять лет назад, и прошлое Малфоя постепенно, если и не забылось волшебным сообществом окончательно, то однозначно оказалось прощено. Ну, или почти прощено, скажем так».
И все же… Ее собственная постоянная неуклюжесть и странная нервозность в присутствии Люциуса Малфоя раздражала Гермиону до глубины души.
«Да не только неуклюжесть!
Иногда ей даже хотелось набраться смелости и спросить его обо всем напрямую. Но смелость… почему-то не набиралась. И все же, рассуждения о том, почему Люциус Малфой (этот чистокровный маглоненавистник, этот аристократ, когда-то бывший по совместительству преступником) активно способствует процветанию и благополучию маленького магазинчика, открытого маглорожденной ведьмой, совершенно точно не укладывались в рамки ее понимания. Никак не укладывались! Нет, иногда, конечно, Гермиона подумывала, что, может, внезапно проснувшаяся совесть пробудила в Малфое и чувство вины за свое прошлое. И таким образом он ненавязчиво пытается избавиться от него. Ну, или просто ему нравится ассортимент ее магазина, который этот чванливый павлин счел достойным своего незаурядного и высокоэстетичного вкуса.
«Да, но почему он всегда так вежлив и корректен со мной? Ведь, приходя как покупатель, он мог бы вообще не произносить ни слова. И мог бы не оставлять такие щедрые чаевые, когда я приношу к облюбованному диванчику заказанный им чай. И уж тем более мог бы не предлагать помощь три дня назад! Господи, неужели он… был готов прикоснуться ко мне? Может быть, Малфой просто знал, что я никогда не соглашусь на это, и предложил помочь лишь из вежливости? Черт возьми, ну почему? Почему этот мерзавец так упорно ведет себя как… как совершенно приличный человек?!»
Гермиона качнула головой, пытаясь отогнать от себя мысли, внятного объяснения которым у нее не было, да и не могло быть.
Фарфоровая «Музыка ветра» зазвенела снова, давая знать, что в книжный магазин кто-то вошел. Она повернулась и столкнулась взглядом с Люциусом Малфоем.
— Доброе утро, мисс Грейнджер, — как ни в чем не бывало поприветствовал ее он. — Как у вас сегодня дела?
А вот это удивило. Он впервые поинтересовался ее делами, поскольку раньше ограничивался лишь безликими приветствиями. Не желая показаться невоспитанной, Гермиона выдавила из себя ответ:
— Э-э-э… У меня все хорошо. Надеюсь. А… у вас? — потом вспомнила, что забыла поздороваться и добавила: — И, конечно, д… доброе утро, м… мистер Малфой!
«Твою ж мать! Я ненавижу заикаться!»
И вдруг с пересохшим горлом поняла, что не может отвести взгляда от его глаз. Дышать стало тяжело, и на краю сознания мелькнуло опасение, что дышит она с трудом как раз из-за этого — из-за глаз Люциуса Малфоя. Таких похожих и не похожих на глаза его сына. Более темных, более… серых, словно наполненные дождевой влагой облака, когда они превращаются в тучи и готовы пролиться на землю. В них, в глазах Малфоя-старшего, не было сейчас ни толики прежней злобы или высокомерия, лишь искреннее участие, внимание и… что-то еще, чего она никак не могла разглядеть.