Друзья в верхах
Шрифт:
И тут Брунетти вдруг вспомнил:
— А набожность?
Синьорина Элеттра вынула из кармана жакета кусочек картона, по размеру чуть меньший, чем игральная карта. Она протянула карточку Брунетти. На ней была изображена женщина в одежде монахини. Руки сложены у груди, глаза подняты к небесам. Брунетти прочитал первые несколько строк, напечатанных ниже, — это была молитва к святой Рите.
— Святая Рита из Кашии, покровительница отчаявшихся, — пояснила синьорина Элеттра. — Синьора Волпато чувствует с ней особое родство, потому что считает,
— Как трогательно! — отозвался Брунетти, возвращая карточку.
— О, заберите себе, синьор, мне не надо, — отмахнулась синьорина Элеттра.
— Они не спрашивали, почему вы не обратились за кредитом в банк, если у вас есть обеспечение?
— Спрашивали. Я сказала, что эту квартиру подарил мне отец, и я не могу допустить, чтобы он узнал, что я ее заложила. Если бы я пошла в банк, где хорошо знают всю нашу семью, отец бы догадался, что это из-за брата. При этих словах я постаралась заплакать. — Синьорина Элеттра усмехнулась. — Синьора Волпато искренне пожалела моего брата, добавив, что азартные игры — страшный грех.
— А ростовщичество — нет?
— Очевидно нет. Она спросила меня, сколько ему лет.
— И что вы ей ответили? — поинтересовался Брунетти, зная, что у нее нет никакого брата.
— Сказала, что ему тридцать семь, а играет он уже много лет. — Она помолчала, словно припоминая события сегодняшнего дня. — Синьора Волпато была очень добра.
— В самом деле? А что она сделала?
— Дала мне еще одну карточку со святой Ритой и обещала, что помолится за моего брата.
23
Брунетти пора было идти домой ужинать, однако он задержался, чтобы подписать разрешение на отправку тела Марко Ланди его родителям. Он позвонил вниз и спросил Вьянелло, не вызовется ли тот сопровождать тело до Трентино. Вьянелло согласился, заметив лишь, что завтра у него выходной и он не знает, нужно ли надевать форменную одежду.
Брунетти понятия не имел, нужно или нет, поэтому сказал:
— Я поменяю график дежурств. — И стал рыться в бумагах, которые получал каждую неделю, складывал в ящик стола и в конечном счете, не читая, выбрасывал. — Будем считать, что вы при исполнении служебных обязанностей — надевайте форму.
— А если они будут спрашивать о расследовании? — предположил Вьянелло.
— Они не будут спрашивать. Пока не будут, — ответил Брунетти, не отдавая себе отчета, почему он так думает, однако уверенный, что прав.
Возвратившись домой, он обнаружил Паолу на террасе. Она читала, сидя на плетеном стуле и положив одну ногу на другой (эти стулья стояли под открытым небом еще с прошлой осени). Улыбнулась мужу и убрала ногу со стула — он принял приглашение и сел напротив.
— Как прошел день? Устал? — поинтересовалась она.
Он
— Обычно. Просто еще один рабочий день.
— Чем же ты все-таки занимался?
— Ростовщиками, коррупцией и человеческой жадностью.
— Просто еще один рабочий день… — Она вынула из книги конверт и наклонилась вперед, чтобы передать мужу. — Может, это тебе поможет.
Он взял его и стал рассматривать: конверт был с грифом Кадастрового отдела. Брунетти недоумевал: каким образом может помочь ему официальное письмо?
Он вынул вложенный в конверт лист бумаги.
— Это чудо? — спросил он, читая. И громко, с выражением продекламировал последнее предложение: — Вследствие предоставления необходимой документации вся предыдущая корреспонденция, исходящая из нашего учреждения, аннулируется согласно данному постановлению о разрешении на строительство.
Рука Брунетти, все еще держащая письмо, опустилась на колени.
— Это означает то, о чем я думаю? — осведомился он.
Паола кивнула, не улыбаясь и не отводя взгляд.
Он подыскивал слова и тон и, найдя их, спросил:
— А нельзя ли уточнить детали?
Она не замедлила объяснить:
— Из написанного я поняла, что это означает, что дело закрыто, они нашли необходимые документы и нам не придется ломать над этим голову.
— Нашли? — удивился он.
— Нашли, — подтвердила она.
Он посмотрел на единственный листок, который держал в руке, документ, в котором ему бросились в глаза слова «о разрешении на строительство», сложил его и сунул обратно в конверт, размышляя, что ему делать: спрашивать или не спрашивать.
Протянул жене конверт и спросил требовательным тоном:
— Твой отец имеет к этому какое-то отношение?
Он наблюдал за выражением лица Паолы. Двадцатилетний опыт общения с нею подсказал ему, что она долго размышляла, говорить ли ему правду и что в итоге отказалась от этой мысли.
— Возможно, — ответила она.
— Что это означает?
— Мы говорили о тебе, — начала она, и он постарался скрыть удивление: с каких это пор Паола обсуждает его со своим отцом? — Он спросил, как ты, как твоя работа, и я сказала, что сейчас у тебя больше проблем, чем обычно.
Он уж было собрался обвинить ее в разглашении его профессиональных секретов, но она объяснила:
— Разумеется, я никогда не рассказываю ему или кому-то еще подробностей, но я действительно сказала, что ты озабочен больше обычного.
— Озабочен?
— Да. Ситуацией с сыном Патты и тем, как он собирается решать эту проблему, — ответила она. — И этими бедными погибшими молодыми людьми. — Увидев выражение его лица, она поторопилась заверить: — Ничего этого я не упоминала, просто пыталась объяснить отцу, насколько трудно тебе в последнее время приходится. Не забывай, что я живу с тобой в одном доме и сплю в одной постели, так что и без ежедневных отчетов понимаю, что тебя беспокоит.