Друзья встречаются

Бражнин Илья Яковлевич

–  Свои!
– ответил Бушуев сердито.

–  Ну, вижу, свои, - проворчал караульный.

Митя вытянул шею, стараясь разглядеть говорившего.

–  Ты где?
– спросил он тихо.

–  Ну, здесь, - ответил невидимка, и на фоне рваных туч внезапно возникла большая лохматая голова.

–  Вишь, черт, куда забрался!
– сказал Бушуев с раздражением.
– Что же ты не на своем месте стоишь?

–

 А тут все места мои, - философски протянула голова.
– На горке опять же сподручней мне глядеть, чем на голом месте.

Митя всмотрелся в темнеющую перед ним горку. Она была выше насыпи и укрыта низко нависающими деревьями.

–  Пожалуй, действительно, тут сподручней, - сказал он добродушно.

–  Сподручней, сподручней, - проворчал Бушуев.
– А порядок где, если каждый будет бегать туда, где ему сподручней?

Он свирепо сплюнул и полез на горку. Митя последовал за ним, и оба остановились возле караульного. Он лежал ничком на земле, держа винтовку под рукой на откинутой поле шинели. Луна проглянула краешком из-за туч и осветила широкое крестьянское лицо, копну бараньей папахи, рыжую бороду и сжатую меж зубами травинку.

–  Да это же Аксенов!
– улыбнулся Митя, невольно вспоминая их знакомство у теплушки.

–  Он самый, - отозвался караульный спокойно.
– Я и то гляжу - будто знакомый, да за потемками не признал сразу.

–  Этак ты и беляка не признаешь, пока он на тебя не налезет, - сказал Бушуев ворчливо.

–  Нет, беляка признаю!
– всё так же спокойно отозвался Аксенов.
– На беляка мне, что на бабу, и свету не надо…

Этот ответ не успокоил Бушуева. Он критически оглядел Аксенова и, всё ещё сомневаясь, спросил:

–  А ты тут не заснешь, случаем, товарищ? Больно уж ты удобно расположился!

Аксенов приподнялся на локте, густые брови его нахмурились.

–  Спать нам сейчас недосуг, товарищ, - сказал он с медлительной угрюмой силой.
– Спать мы тогда будем, когда гадов изгоним. А сейчас я землю свою стерегу. Понял?

Он прикусил крепкими зубами травинку и отбросил в сторону.

–  Пойдем!
– сказал Бушуев, вздыхая с облегчением.
– Дядя подходящий. Может орудовать!

Они попрощались с Аксеновым и спустились вниз. Уходя, Митя оглянулся. Над горкой, как пень, торчала большая лохматая голова. Над ней нависли темные клочковатые тучи, и казалось, что Аксенов подпирает их сбитой на сторону папахой.

«Атлант… - подумал Митя.
– Атлант стерегущий!» И им овладело чувство радостной уверенности, полноты сил, веселого мужества. Он посмотрел искоса на своего спутника и прочел на его лице то же выражение веселой приподнятости и внутреннего оживления.

Оба заговорили почти одновременно, и у обоих оказалось множество нерешенных мыслей и планов. Долго бродили они по темным тропинкам - комиссар из недоучившихся студентов

и безусый командир из владимирских ткачей, и эта пасмурная ночь связала их долгой, горячей дружбой.

Наутро к Тундре подошли англичане. Не доходя до станции, они выгрузились из вагонов и осторожно двинулись вперед. Отряд Бушуева, залегший по обе стороны железнодорожного полотна впереди своих теплушек, встретил их беспорядочным ружейным огнем. Англичане ответили пулеметной очередью. Скоро подвезли им с новым эшелоном пушки. От Архангельска подходили новые части. Маленький отряд Бушуева и Мити, не имевший ни опыта, ни плана, ни хорошего вооружения, уехал на Обозерскую. Здесь его пополнили и снова отправили навстречу англичанам, занявшим уже Холмогорскую.

Это был последний этап разъездных теплушечных операций. Вагоны отправили на Обозерскую, а отряд остался под Холмогорской. После нескольких стычек красные стали верстах в десяти от Обозерской, сожгли перед носом противника мост через Ваймугу, пуская в дело за неимением подрывных средств керосин, потом начали рыть окопы. Строился первый блокгауз. Из Петрограда и Москвы спешили на подмогу наскоро сколоченные отряды. К многочисленным фронтам гражданской войны прибавился ещё один.

Глава восьмая. ИСПЫТАНИЕ ДРУЖБЫ

События на железной дороге были известны Марье Андреевне лишь в самых общих чертах. Белогвардейские газеты сообщали, что взята станция Плесецкая, что красные в панике убегают, а Вологда накануне падения. Всё это была ложь, и большинство архангелогородцев не верило этому, ибо в город окольными путями просачивались довольно точные сведения об истинном положении вещей. Но и правда не была утешительной. В то время как белые имели подготовленную организацию и прекрасно вооруженную сытую армию интервентов, у красных не было ничего - ни подготовленных боевых кадров, ни снаряжения, ни продовольствия.

Марья Андреевна имела все основания предполагать, что сыну живется несладко. Она знала, что он сейчас на железной дороге, с идущей к Архангельску воинской частью, и, следовательно, попал в самый центр схватки. Знала она и характер сына, который никогда не искал легких путей. Всё это наполняло её тревогой.

Сидя в холодной кухне против Марьи Андреевны, Софья Моисеевна как могла утешала её.

–  Будьте спокойны, - говорила она убежденно, - Митя умница и не полезет куда не следует. Уверяю вас, что вы скоро увидите его или, в крайнем случае, он пришлет письмо. Что почта не ходит теперь туда, это ещё ничего не значит. Увидите, он сделает это и без почты.

Софья Моисеевна доверительно наклонялась к Марье Андреевне и ласково гладила её руку. Всё существо её источало веру в то, что и без почты можно обойтись, и письмо будет, и с Митей ничего дурного не случится. И хоть знала Марья Андреевна, что и письма ей не получить, и сына скоро не увидеть, но так сильно было доброе начало в Софье Моисеевне, так заразительна была её вера в благополучный исход всех жизненных бедствий, что это не могло не смягчить тревоги Марьи Андреевны. Кроме того, она и сама так хотела верить в то, в чём старались убедить её, что надо было только чуть-чуть слукавить перед собой, чтобы и в самом деле поверить.