DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
– Может и не укусит, – озвучил свою мысль дядя Кирьян. – По крайней мере сегодня. Не успеет просто: квартира-то огромная. Как всех перекусать? А там как бог даст.
Любаша: «А он, если захочет, может в нашу комнату приползти?»
Встревает наивная и честная Любашина мама! Она не только преподаватель в ВУЗе. Она сегодня наполнена великодушием, и готова дарить демократические свободы. Даже животным и даже насекомым: «Конечно, Любаша. Он, где хочет, там и живёт.
Любаша опять: «А—а—а!!! Ловите его!»
Кирьян
Сто лет назад Кирюшин прадед по имени Михаил Игоревич – в детстве Михейша, бродя среди лопухов, находил что-то вроде золотой улитки. Он засунул эту диковину в коробок, чтобы с утреца расспросить у бабушки – кто это таков, этот зверь. Но утром улитки в коробке не оказалось. Из чего Михейша решил, что это была не обыкновенная золотая улитка, а инопланетная. А она, если захочет, то может не только выбраться из любой западни, а даже наказать того, кто лишает её свободы.
Взвесив все «за и против», и припомнив детство предков, мысль о заточении насекомого забракована.
Паучок тем временем долез до потолка, продвинулся немного и… резко прыгнул вниз.
Если провести вертикаль от его верхнего положения вниз, то это рядом с Любкой и ровно по центру картины в рамке.
– А—а—а!!!
– Любаша, не дёргайся! Видишь, он на паутинке спиной к тебе висит, и тебя не видит.
Дядю Кирьяна иной раз посещают всяческие мысли. Эта же – на злобу дня.
– Интересно, – думает он, – паутинка-то не просто так! Она тянется из паучьей попы. – Вспомнилось и отбросилось про педиков: тема не отсюда. – А интересно, какую длину он наплетёт? А захочет ли соединять картину с потолком? Это не косиножка, а настоящий паук. Может и взрослый. Может и самка. А самки они всегда вредные. Вдруг, правда, кусается. Выползла из какой—нибудь редкой коллекции. Сейчас таких любителей много. Хорошо, хоть, не змея.
Любаша: «Что он – теперь в картине будет жить?»
– Да нет, посидит и вылезет.
– Пусть лучше в картине сидит.
Паучок не хочет сидеть в картине. Картина паучку не понравилась. Да сзади и не видно ничего, кроме грязной картонки с детскими каракулями.
Паучок выдвинулся из—за картины, осмотрелся, заметил людей. Расстроился или перепугался сам. Включил газ и выпуклой мини—маздой помчался: пьяными зигзагами в дальний угол.
Любаша: «Куда он пополз, может на улицу?»
– Какая улица? – там мороз. Он же не дурак на морозе жить.
Педантичный дядя Кирьян: «Может это вовсе она, а не он».
Любаша: «Давайте его в окно выбросим».
– Любаня, нехорошо так с паучком, –
Молчание. Любаше, конечно, не нравятся выброшенные дети, а тем более выбрасывающие родители. Но и не так-то просто умненькую девочку напугать.
В Деда Мороза самоотверженно верит только Никитка. А умненькая Любаша попросту не отвергает возможности его существования. Форточка для деда Мороза мала – это факт. Но если промолчать и не оспаривать, то так верней получить подарок.
Если Мороз существует, то ввиду ограниченных проникательно-форточных возможностей деда, отягощённого мешком, его непременно подстрахуют мама с бабулей.
– Врёте вы с письмом. Он маленький. Как он письмо притащит?
– Это условно так говорят. Просто паучок – это к письму.
– Блин, вроде бы косиножка к письму… – Кирьян Егорович совсем запутался и стушевался. – А, может, и пауки тоже к письму?
Маба Вера возвращается к теме всеобщего собрания:
– Может, к письму от Женечки…
Молчание. Какой поворот! …Ч-ч-чёрт!
Переваривают сказанное. Поверили. Кто-то. Или поняли, что в данной ситуации лучше сделать вид…
– А вдруг и правда к письму! Но не «оттуда» же!
Это уже слишком.
Паучок из дальнего угла героически бросился вниз.
Но, не как самоубийца. Паучок – по всему – насмотрелся популярных фильмов. Особенно про человека—паука в мотоциклетных очках, в шляпке и красно—синей одёжке.
Погибать почём зря он не стал.
Он сначала повис на паутине, выдавленной из своей попы. Потом раскачался. Потом прилип к стене. Потом откусил паутинку. «Так одинокая полевая роженица, забывшая серп, радостно отжёвывает пуповину…» Кто это сказал?
А! Кирьян Егорович сам и сказал. Сейчас сказал.
Паучок резво пополз вниз. Теперь он за сервантом и вне видимости.
Судьба его всем интересна. Собирается толпа. Любаша впереди всех.
Отставил войну Никитка.
Подошёл Иваша.
У щели образовалось вроде живой грозди винограда.
Дядя Кирьян, как самая главная, длинная и перезревшая виноградина, наблюдает за паучком поверх склонившихся голов.
Дурацкие вопросы: «Почему он трубу лапкой трогает?»
Дядя Кирьян: «Ну, всё это до чрезвычайности элементарно: паук не дурак. Обжёгся, видать, а теперь перепроверяет. Может все пауки умнее, чем про них думают. Или может быть по-другому: он всё-таки хочет залезть, а от горячего лапки попросту рефлектируют, и ум его ни при чем. На третий раз поймёт, что здесь его ждут только неудачи. Всякие могут быть причины паучьего поведения. Разными могут быть оценки».