Дуб и кролик
Шрифт:
Земпер. Мы тоже.
Потц. Но какой же выбор был у такого человека, как Церлебек? Красное или коричневое, господин Хартштерн, мы все стояли перед таким выбором. Ваше счастье, наше общее счастье, господин Хартштерн, что сегодня у нас такое государство, которое умеет избегать красной опасности. Национал-социализм стал ненужным и лишним. Это анахронизм. Но кто остался, спрашиваю я?
Земпер. Враг!
Потц. Враг, наш общий враг! Враг доктора Тони Церлебека, мой враг, ваш враг, господин директор
Земпер. В Европе.
Потц. Так точно. (Милостиво позволяет налить себе вина.)
Земпер. То, что вы сейчас высказали, каждый из нас в свое время высказывал, так или этак, понятно. Но Хартштерн почти болезненно чувствителен в этом вопросе.
Блаб. Не можем же мы вечно копаться во вчерашней вражде.
Потц. Но именно эта самая вражда привела Азию на берега Эльбы! (Горбаху, который предлагает ему закуску.) С сыром, пожалуйста. (Ест и пьет, наверстывая упущенное.)
Земпер. Вам легко говорить.
Блаб. Боже мой! Когда вокруг столько народу, Церлебек может не попадаться на глаза Хартштерну.
Шмидт. Классическое решение. Ваше здоровье, господин Блаб.
Земпер. Согласен, если Церлебек обещает, что он будет держаться в тени. Но я прямо заявляю, что по второму спорному пункту не может быть никакого компромисса.
Все снова разделяются на две группы.
Блаб... давайте теперь говорите вы!
Блаб. Как известно, у вас здесь есть один тенор, мы все знаем, что он не так чист, как ангорский мех. Вы отстраняете его от участия в конкурсе, и мы приходим к полному согласию! Ваше здоровье!
Земпер. Так или этак, понятно.
Алоис, держа в руках краску и кисть, красит дуб. Все начинают говорить тише.
Блаб. У нас в Бремберге говорят: если они приведут на соревнование своего соловья, мы притащим дрозда из церковного хора.
Земпер. Это просто оскорбляет все естественные чувства.
Потц (приплясывая от возбуждения). Уважаемые господа! Уважаемые господа! Сколько лет я работаю? Тридцать лет. Мой самый лучший голос. Единственный голос, который у меня получился. Бедный, бедный Алоис. И его здоровье далеко еще не стабилизировалось. Последствия. Нет, господа, нет. Я протестую. Прошу вас, коллега Шмидт, принять на себя мои обязанности. Я ухожу в отставку.
Блаб. Вы выберете его почетным членом хорового кружка — это всегда самый лучший выход.
Земпер. И дадите ему золотой значок.
Потц. Нет, нет, нет! Я протестую.
Земпер. Давайте, наконец, сядем.
Горбах приносит новую закуску. Все, кроме Потца, садятся.
Представим себе, что через час хор начнет петь. Слушатели поглощены музыкой, так или этак, понятно, и вдруг зазвучит этот достопримечательный голос господина...
Потц (указывая на Алоиса). Господина Икс, если позволите.
Земпер. Господина Икс. О чем тогда начнут думать наши слушатели? Я вас спрашиваю, господин Потц. Конечно, о том, что известно всем по поводу этого соловья из Брецгенбурга. И тогда каждый начнет думать о концлагере, о тех бесчеловечных временах, так или этак, понятно. (Закусывает.) Мы не должны забывать эти бесчеловечные годы. Я последний, кто скажет хоть слово о забвении. Но певческий праздник, троицын день, мы стоим и поем: «Подобно гордому орлу несется песня в небеса, и с ней возносится душа и радостно поет хвалу». А куда вознесется душа, если зазвучит вышеуказанный голос? К небесам вознесется? Вы знаете, господин Потц, куда этот голос уносит душу?! К колючей проволоке бесчеловечных лет! Этого вы хотите?
Потц. Нет, конечно, нет. Я постигаю. Но это трагично. Насколько это трагично!
Земпер. Мы должны принести жертву во имя великой гармонии.
Потц. Кто ему скажет? Кто осмелится это ему сказать?
Блаб. Его жена.
Земпер. Вы. Горбах. Мы. Все вместе.
Потц (испуганно). Он идет сюда.
Земпер. Вы не обязаны сразу говорить ему об этом.
Молчание. Входит Алоис.
Алоис. Ну как, хорошо посовещались?
Все вместе. Да, да. Конечно.
Алоис. Я заметил, что господа сделали перерыв, иначе я не осмелился бы вам помешать. Это по поводу краски. Как вы находите, будут ли вспоминать об этой позорной доске... или краска подходит?
Потц (не слушая). Алоис, мы как раз говорили о вас.
Алоис. Обо мне? Я всегда говорю Анне: я пугаюсь, когда слышу, что говорят обо мне.
Потц. Господин Земпер и господин Блаб, или, может быть, вы, коллега Шмидт, кому я должен предоставить слово?
Шмидт. Я воздерживаюсь.
Неловкая пауза.
Потц. Нет желающих? Значит, все в порядке. Спасибо, Алоис.
Алоис (растерянно). Пожалуйста. (Хочет идти.)