Дуб тоже может обидеться
Шрифт:
– Это что же такое?
– слабость, равнодушие и отчаяние несколько раз сменили друг друга.
– Товарищи! Там, действительно, кто-то есть... Вы слышите?! Может это наши?
Еще мгновение назад лежавшие вповалку люди зашевелились, стараясь подползти поближе к источнику шума. Вдруг из самого низа стены посыпалась бурая крошка, затем оттуда осторожно вылез неровный кирпич. Затем кладка в этом месте начала покрываться мелкими трещинами, выстреливая в стороны небольшие коричневатые острые осколки. Через секунду кирпичи, поднимая тучу
– Ой, мамочки, что это?
– истерически всхлипнула молодуха, сидевшая к этому месту ближе всех.
– Смотри, смотри!
Тыкая в сторону пальцем, она медленно отползала назад.
– Отойди-ка, дуреха, - хрипло проговорил солдат, казавшийся со своей развороченной рукой самым здоровым.
– Дай-ка я гляну туда!
Прищуривая глаза, он осторожно пролез вперед и неожиданно для всех громко и с чувством выругался.
– Не знаю что это, но немцами здесь точно не пахнет!
– удивленно пробормотал раненный, всматриваясь внутрь открывшегося подземелья.
– Может от панов что тут осталось... Заховали поди от трудового народа свои богачества. Вот поди-ка целый ход тут!
Подтянувшимся к нему людям открылось необыкновенное зрелище. Из-за кирпичной кладки, в которой словно гигантские черви выгрызли здоровенное отверстие, темнел подземный ход. Его стены, края которых утопали в темноте, были гладко отполированы.
– Смотри-ка, это же не кирпич, а обычная землица!
– крючкообразные пальцы, давно не знавшие мыла, осторожно поскребли ровную поверхность.
– Дивно это... Ой! Ты... черт поганый!
Прямо из темноты на собравшихся надвинулось чумазое круглое лицо с блестящими глазами.
– Ну че, славяне!
– громыхнула харя на отпрянувших людей.
– Не ждали уже нас!
Отряхивая с головы земляную пыль, на свет вылез невысокий кряжистый солдат.
– Старшина Голованко. Четвертая застава, - рука попыталась метнутся к голове, но неуклюже застыла у груди.
– Мы тут за вами пришли...
В тот момент никто из них не обратил внимание на странный тон старшины. Люди обрадовались... Перемазанная в земле кроха с радостью смотрела на мать и быстро тараторила:
– Мама, мама, это папа за нами пришел? Да? Папа пришел?
Раненные красноармейцы пытались приподняться на своих окровавленных культях.
– Нет, доча, это не папа, - зарыдала молодая женщина, крепко прижимая девочку к груди.
– Папа потом придет...
– Ничего, ничего, мои хорошие, - виновато пробормотал Голованко, осторожно касаясь людей руками.
– Теперь все будет хорошо. Сейчас мы с вами уйдем отсюда. Иди ко мне дочурка, иди, на ручки тебя возьму. Вместе пойдем...
Оторвавшись от
– Иди. Не бойся, - шептал он, не пытаясь скрыть слез.
– Больше вас никто не обидит. Мы теперь не одни.
Говоря эти слова, он пытался непроизвольно оглянуться назад — туда, откуда только что вышел.
В конце концов, люди медленно потянулись в темное жерло подземного хода. Ходячие, взвалив на себя немудреные пожитки, подхватывали раненных и осторожно шли вперед.
Под землей было все по другому. Тепло, мягко, сытно, а главное, спокойно. Здесь не шумел ветер, пытаясь пригнуть вниз непокорные ветки; не шарился надоедливый хряк, настойчиво вгрызавшийся в корни; не ползал ненасытный враг, уничтожавший все на своем пути... Под землей царило мировое спокойствие.
Люди медленно брели по подземному ходу, испуганно прижимаясь друг к другу и ничего не замечая вокруг. Темнота становилась все более плотной и вскоре совсем поглотила человеческие фигуры.
– Не боись, народ, - неожиданно громко прозвучал голос старшины.
– Вон с самого боку корешок длинный торчит. Да, вот там снизу. Вот за него и хватайся! Он выведет. Мы уж тут не раз ходили, знаем что по чем.
Действительно, где-то на высоте пояса руки встречали неровный корень, тянувшийся вдоль стены.
– Ой, мам, - прошептал знакомый детский голосок откуда-то издалека.
– Он теплый и мохнатый, как наш Трезорка! Хи-хи-хи щекотно!
– Держи крепко, доча, - отозвалась молодая женщина.
– Еще немного и дойдем.
Десятки рук — маленькие с крошечными пальчиками, большие с железными мозолями, с кровавыми тряпками — крепко держали длинный и как ни странно извивающийся корень. «Как приятно, - почему-то подумалось Андрею, давно уже не испытавшему таких эмоций.
– Щекотно. Как же щекотно! Вот-вот... Совсем маленькая, почти кроха, а, смотри-ка, не боится. Молодец!».
Никто не заметил, как с потолка скользнул еще один корень. В полной темноте, извиваясь небольшой змейкой, он метнулся к невысокому человечку, который семенил подгибающими ножками. Древесная плеть вытянулась в узкую ладошку и невесомым движением легла на волосы девочки. Длинные корешки нырнули в спутанную косу, осторожно выпрямляя слежавшиеся пряди.
– Мам, ну не надо, - недовольно буркнула она, продолжая тем не менее, крепко держаться за материнскую юбку.
– Хватит, я уже большая!
Вдруг детский лепет неожиданно был прерван. Раздался противный скрипучий кашель — надрыв был таким сильным, словно кто-то пытался выплюнуть от охватившей его боли свои внутренности.
– Худо мне братцы. Ох как худо!
– метался на корявых носилках, сляпанных из ручке пары лопат, молоденький солдатик.
– Все нутро горит. Тошно мне!