Дубинушка
Шрифт:
— А так. Я даже и Щербатого, и кое-кого из городских тузов на крючке держу. Захочу — фу-у!.. — он дунул на ладонь, — и все они на распыл пойдут. Вот они где! — он похлопал по карману куртки, — и с ними денежный мешок Дергач, за которого и Америка и Израиль заступиться могут. Я их так понесу по кочкам, что они будут лететь и радоваться. Не дам добежать до аэродрома — всех за решетку упеку. А ты меня всё за простака держишь.
Вениамин взял её за руку, торжествующе блеснул глазами:
— У тебя магнитофон есть? Тащи сюда. Ты
Маша нехотя поднялась и пошла в другую комнату за магнитофоном. И когда она поставила его на столе перед казачонком, он хлопнул в ладоши.
— Ну, а теперь — слушай.
И он вытащил из кармана кассету:
«…Дергач покупал земли «Красного партизана». Да?.. Тихону Щербатому дал пять тысяч зелёных, а двадцать тысяч за земли. И положил в карман сад. Хорошо? Как ты думаешь?.. Я бы тоже мог найти такие деньги».
«Земля что — золото? Её можно запихнуть в сейф? Что будет делать с ней?..»
«Ха! Ты жил много лет, голова седой и лысый, как лаваш, а не знаешь, что это такое — земля? Дергач умный. Он делал гешефт и ждёт. Люди привыкнут, каждый будет лежать пьяный, и тогда он сделает новый гешефт».
«Но какой?.. Ты говоришь так, будто съел бутылку водки и у тебя зашёл ум за разум. Как он может сделать гешефт на земле?..
— Не будь как глупый Ванька. Дергач продаст землю американцу, или французу, или туземцу с Гвинейских островов. И возьмёт целую кучу денег».
Маша слушала с большим интересом. И улыбалась. Она по складу речи, по интонациям узнавала Шапиркина и Шомпола, но не могла понять, как это они так свободно выбалтывают секреты? Не боятся, что ли, Чубатого? Сказала об этом собеседнику.
Он пояснил:
— Боятся, конечно, да ещё как! Но у меня плейер в грудном кармане и они об этом не знают. А к тому ж, не сразу всё это говорят, не чохом. Раз обмолвятся, другой раз, а я потом дома и выберу нужные слова. Говорят же умные люди, что сейчас идёт война информационная. Но ты слушай дальше. Не перебивай.
«Дергач готовит для самолёта третью партию детей. Одна полетит в Италию, другая в Турцию, а третья в Венгрию. Там в Будапеште на южной окраине завода Вейс Манфред есть клиника номер четырнадцать. И есть доктор Лайош Кеннеп. Ему дадут дети».
«Мариам — сестра жены Тихона Щербатого. Она в городе собрала тридцать девушек, молодых и красивых, и сделала билет на самолёт в Германию. Каждой дала тысячу долларов, а наш районный прокурор говорит: всё хорошо, всё правильно. А?.. Так надо работать. Но сейчас в городе сменили самого главного прокурора. Вот этот новый может схватить за жабры. И тогда ты, мой дорогой Швили, можешь поплыть. Я знаю: ты помогал ловить девушек».
Чубатый хлопнул в ладоши.
— Хватит! Давай кассету. И чур уговор: ты её не слышала, а я тебе не показывал. У меня таких четыре. Там все их делишки. А ты говоришь!..
— Ладно, я сейчас перегоню её на то место, с которого мы начали.
Магнитофон
Казачонок торжествующе ходил по комнате и краем глаза взглядывал на Марию, а она делала вид, что никакой важности в этой кассете и нет, и никому она не нужна, а что уж до неё, так ей-то и совсем наплевать на болтовню двух турок.
Взяла магнитофон и отнесла его в другую комнату. А, вернувшись, сказала:
— Ну, Вень, поезжай домой. Мне надо идти в приют.
Она предвкушала ту счастливую минуту, когда эту «музыку» проиграет братцу Павлу. Он-то уж знает, как употребить такую информацию.
Проводив Чубатого до машины, Мария пошла к Денису. Он сидел в своей большой комнате и, разложив на столе бумаги, считал прибыли, доходы и расходы.
— А чего вам считать? — сказала Мария. — У меня в компьютере вся бухгалтерия и даже все наши планы на будущее. Дела совсем неплохи: за последние два месяца мы имеем только от кроликов триста тысяч рублей дохода. К тому же выдаём хорошую зарплату рабочим.
Денис в уме прикидывал: триста тысяч рублей. В переводе на доллары…
— Не люблю считать на доллары. Скоро мы его прогоним из России.
— Откуда ты знаешь?
— Я радио слушаю. Доллар падает в цене, в Америке скоро кризис.
— Политик нашёлся. Финансист! Мне тоже противна чужая валюта, но кредит-то у Дергача я беру в долларах. Правда, последний кредит он дал беспроцентный, но время подходит, и я должен возвращать зелёные.
— А, может, и не надо возвращать. Я слышала, банкир любит рок-поп музыку, а у меня есть для него… Дайте магнитофон, я проиграю его любимую песенку.
Маша не спеша вставила кассету, и «музычка» заиграла. Как раз в этот самый момент к ним вошёл Павел. Сел за стол. Слушали. А когда девяностаминутная лента закончилась, Маша вынула кассету, положила её в карман куртки. Павел смотрел на сестру с любовью, но и в то же время с нескрываемой тревогой. Задал вопрос:
— Где ты взяла её… эту кассету?
— Не скажу. Это моя тайна.
— Тайна-то тайна, да только ты нам её должна открыть.
— Была должна, да расплатилась. Не открою.
— Мария, не дури. Ты хотя у нас и умница, но не всякий ребус способна разгадать. А дело в том, что кассета твоя таит силу большой бомбы или ракеты. Очевидно, и тот, кто тебе дал её, не понимает этого. А если бы понимал, он такой бомбой не размахивал где попало. Она и в кармане твоём взорваться может.
— Ну, Павел, нагнал страху! Знала бы, так и не показывала бы её вам.
— А кому бы ты её показала?
— А никому. Стёрла бы, а на её месте музыку бы написала.
Павел подошёл к ней, обнял за шею, привлёк к себе, поцеловал головку.