Дубль два. Книга вторая

Дмитриев Олег

Я понял, что финальная реплика адресовалась мне, поэтому насторожился ещё сильнее:

— А вы, я стесняюсь спросить, на что ловить планируете? Не, ну вам-то, может, по возрасту и положено только рыб этим пугать…

— Аспид, как есть Аспид! Лучше бы не блаженного за столом изображал, а слушал внимательно! — накинулись они на меня хором под сдавленное фырканье Сани.

Чуть напрягшись, я вспомнил, что уже почти перед самым выходом они сошлись-таки на мысли, что «рыбалить будут по-старому, как в давние времена». Поэтому и отложили, оставив дома, и японские спиннинги, и финские сетки, и какие-то мультипликационные катушки, что

бы это ни значило. Я-то подумал, что рыбалка будет из серии: «прутик сломал, верёвочку с-порток выдернул, гвоздик, на дороге найденный, привязал — и ловись, большая и маленькая!». И, кажется, снова не угадал.

— Тут, паря, рыба такая ловится — тебе и не снилось! И клёв сейчас должен быть отменный. Они как раз третью неделю как лося доели, — закончил Степан опять значительно тише, но я услышал всё равно. И в очередной раз рыбачить расхотелось.

— Да не робей ты! Белый сказал — справишься. Раз ты чёрные ростки только что в узел не вяжешь — тут и вовсе раз плюнуть! — с фальшивым энтузиазмом поддержал его старинный друг.

Мы с Саней переглянулись. Он отступил на шаг и приобнял правой рукой ёлку. Слегка, вроде бы. Но было ясно, как днём, что в воду он полезет только вместе с ней, с раскидистой красавицей метров пятнадцати высотой. Я только вздохнул. Дёрнул чёрт так далеко из лесу выйти — ни единого путного дерева вблизи.

— Плыть будешь — чуйку включай, как только что, когда нас с Сергуней искал, понял? — напутствовал Устюжанин. — Как увидишь — сразу не убивай, присмотрись: вдруг мелкий? А ну как где рядом покрупнее стоит? А вот уж как самого здорового найдёшь — тут не зевай: глуши, да тащи сюда!

— Как? — это всё, что я смогу спросить.

— Да как хошь! Хучь под жабры, хучь за хвост! Главное — быстро. А то мало ли, — старики-разбойники явно не договаривали. И это не нравилось абсолютно.

— А кого хоть ловим-то? И на что? — своевременно поинтересовался Саня. Не меняя позы ни на миллиметр.

— Ты-то вшей лосиных ловишь стоишь, видно. А Аспид — рыбу! Большую старую рыбу! — сообщил Степан. И что-то в его тоне подсказывало — не врал. Большую. И старую.

— Ты, главное, не дрейфь! — Раж, кажется, сам уже был не рад рыбалке. По крайней мере, синих стрел на ауре у него прибавилось заметно. — Если что — Ярью его, падлу, понял? Ярью! Не любят они её.

— Да кто хоть там? — напряженно спросил я, стягивая носки. Трусы снимать не стал. Мало ли.

— Там увидишь! — перебил Сергия епископ, посмотрев на него со значением. Не иначе, опять какое-то испытание удумали. А может, опять поспорили на ведро сурицы. Или и то, и другое — эти запросто.

В теплую после ночного росистого воздуха воду я входил без плеска и шума, как учили. И так же погрузился с головой, отталкиваясь от илистого дна и двигаясь вперёд, параллельно ему. Не понравилось только, что вниз уклон был уж больно крутым. Нырять и проверять устойчивость барабанных перепонок к давлению на глубине в нашем тренировочном прудике-бассейне было негде, поэтому докуда я теперь мог опуститься — оставалось только догадываться. Или ждать. Пока уши не заболят.

Дно, странно светившееся не то каким-то планктоном, не то водорослями, гипнотизировало. Я парил над ним, как воздушный змей или облако. Только коряги, что выбирались из ила то там, то тут, портили всю таинственно-завораживающую картину. Потому что здорово пугали.

Почти безлунная ночь. Озеро посреди тайги, где людей не было тысячелетиями. Да ещё эмоциональная, но непонятная «накачка» старцев перед рыбалкой. Вспомнились Нэсси из Шотландии и Лабынкырский чёрт из Якутии. Очень не вовремя вспомнились.

Когда одна из коряг справа развела челюсти, и потоки воды, рванувшие внутрь, едва не втянули меня следом, я забыл не только про то, что надо было бить Ярью, но и про то, что такое Ярь вообще. И про то, кто я и где я. Пасть размером с багажник Форда Галактики распахнулась мгновенно, явно быстрее, чем за полсекунды. Остался только первобытный безотчётный, но неодолимо сильный страх. Ужас даже, я бы сказал. Который и заставил меня вылететь на поверхность, забыв про то, что всплывать надо плавно и осторожно, а выходить тихо и без брызг. Хорошо хоть, не особенно глубоко было. Наверное.

Когда я выскочил из воды и едва ли не бегом по её поверхности рванул на берег, старики-разбойники оборвали какой-то свой неспешный разговор. Саня в нём участия не принимал, по-прежнему обнимаясь с деревом. А я, помимо брызг, поднял фонтан идиоматических выражений, который начал ещё под водой. Поэтому вступление монолога чуть смазалось бульканьем и пузырями. Но уже через несколько секунд стало разборчивее гораздо. Удачно, всё-таки, что ни девчат, ни Павлика не взяли.

— Кажись, клюёт? — флегматично предположил Раж.

— Навроде как да, — кивнул Степан неторопливо. Внимательно глядя на меня подозрительно ярко горевшими глазами.

— Чего без рыбы-то вылез, рыболов-спортсмен? — спросил он, изучив, кажется, на предмет травм и открытых ран. Ну, или просто дождавшись, когда я перестану выражать глубокое несогласие с местными традиционными способами лова и категорическое неприятие здешней ихтиофауны.

— Это кто был?! — первые три приличных слова подряд вырвались из меня, кажется, на вдохе.

— А тебе какая разница? Ты свататься, что ли, собрался? — удивился дед Сергий. И этим вопросом породил ещё один монолог, бесконечно далёкий от уважения к сединам.

— Ого! Красиво завернул. Твоё? — с уважением обернулся к леснику епископ.

— Не, Оська, наверное, научил. Мне тоже понравилось. Не зря сходили, — кивнул тот.

Я выдохся минут через семь-восемь.

— Наконец-то. А то уж повторяться начал, — удовлетворённо пробурчал Степан. — Пошли, Сергуня, покажем детям, как надо рыбку ловить?

— А и давай, чего бы не размяться? Аспид, ты с нами? Или вон с мальчиком под ёлочкой постоишь? — старые язвы били без промаха. Я глубоко и судорожно вздохнул. И молча кивнул. И мы пошли рыбачить.

Когда при свете костра старики разделывали рыбу, отчекрыжив предварительно огромную голову, которая была сплошняком покрыта костяными пластинами, напоминая старый немецкий танк, я прокручивал в голове картинки той рыбалки, попутно показывая их вздрагивавшему от увиденного Сане. Он следил за костром и в его неровном свете вязал что-то, напоминавшее недоделанные санки. Я откуда-то теперь знал, что это — поняга, древний предок рюкзака. На эту рамку можно было погрузить много и унести далеко. Над огнём шкворчали, исходя сытным духом, куски каких-то внутренностей рыбы. Которые Раж выдернул из неё голыми руками, пробив шкуру, жёсткую, как старый армированный брезент.