Дублерша для жены
Шрифт:
— Не я быстро уехала, а мой Лео-Лео, черт бы его побрал, меня отправил!
Лукин помолчал, а потом выговорил:
— Раньше ты так о своем нынешнем муженьке не отзывалась. Наверное, в самом деле стал доставать? А я тебе говорил, что так оно и будет. Ведь он вдвое старше тебя!
Я поняла, что немного переиграла. Впрочем, это обычный огрех при окончательном вхождении в роль. Но я поспешила скорректировать разговор следующей фразой:
— Мало ли что я о нем говорю? Просто
А раньше как-то необычно было — вышла за Эллера замуж. Это почти как выйти за Балабанова, за Михалкова или за Эльдара Рязанова…
— Ну, до Рязанова-то твоему далеко. Да и до всех прочих… — протянул Лукин насмешливо. — Значит, Алиночка, постепенно входишь в колею. А говорила, что никогда не станешь клушей, прячущейся за мужем.
— Вот что, Лукин, — сурово сказала я, — если у нас с тобой что-то и было, то это не означает, что ты можешь заявлять на меня права. Да еще тут, когда в гостиной папаша с Лео-Лео сидят, из пустого в порожнее беседы гоняют. Иди лучше поухаживай за своей законной женой. Она там, наверное, вся истомилась.
Лукин даже вздрогнул, когда получил такую плюху.
— Да, Аля, — медленно выговорил он, — я вижу, и для тебя время не проходит даром.
Ты стала какая-то.., серьезная, суровая.
А что, ты действительно сильно упала в Альпах? Ладно, не буду. Хотя, если бы взорвали мой джип, если бы приходилось бояться непонятно кого, наверное, я бы тоже изменился. Ладно. Извини. Будем считать, что сегодня я не был в ударе. Извини.
И Лукин вышел из кухни, напоследок окинув меня пристальным взглядом.
«Подозревает? Ему показалось — что-то со мной, то есть с Алиной, не то? — тут же мелькнула мысль. — Ну нет, вряд ли. Что он — мыслитель, Спиноза, месье де Бертильон? Обычный чинуша из провинциальной конторы. Хотя, конечно, довольно симпатичный…»
Глава 5
— Мне нужно ехать на съемки, — сказал Лео-Лео, с достоинством приглаживая свои великолепные усы. — Поедешь со мной?
— Куда такая спешка? — спросила я. — Сиди, беседуй с папой. Я должна посетить косметический салон. А что у меня…
— Нос плохо напудрен, — иронически подхватил Борис Оттобальдович, расставляя уголки губ в пропитанной сарказмом улыбке. — Узнаю свою дочку: только что приехала с альпийского курорта, нет бы делом заняться, а она — в косметический салон!
— У каждого разное понятие слова «дело», — заявила я. — В семействе потомственных киллеров, наверное, тоже есть такие разговоры типа: «Занялся бы ты делом, сынок, а то недавно один жлоб с зоны откинулся, убрать надо, а ты ерундой занимаешься — на стройку прорабом устроился!»
— Язык как
Это в семьдесят девятом-то году!
Он был под хмельком и потому с явным удовольствием, неторопливо и последовательно, критиковал членов своей семьи, как покойных, так и находящихся в полном здравии. Вероятно, следующим пунктом он пройдется по Леонарду Леонтьевичу.
Я оказалась права.
— Вот, говорят, яблоко от яблони недалеко падает, — заговорил снова Бжезинский. — А как же, позвольте, в таком случае обойтись с неким немцем из деревни, который лет пятьдесят назад приходил к моему родителю с просьбой выделить ему комнату в коммуналке на том основании, что его жена только что родила первенца. И родитель дал. А чего ж не дать? Он был хороший гражданин. А первенец тот рос-рос, рос-рос, и выросло… Что выросло, то выросло! — с ударением на слове «выросло» закончил он.
Леонард Леонтьевич заметил холодно:
— Дорогой тесть, давайте не будем об этом. Ну и что, что мой отец просил у вашего жилье? Так, слава богу, яблоко далеко укатилось от яблони. А вот вы, похоже, все еще не избавились от чекистских и партийных замашек.
— А зачем мне от них избавляться? — откликнулся Бжезинский. — Мне и с ними, поверьте, неплохо живется. По крайней мере, в карточные долги не влезаю по самые уши… — Он помолчал секунду и добавил совсем уж нетактично:
— Аки свинья в лужу.
Эллер вскочил из-за стола и врезал по нему кулаком:
— Что вы себе позволяете?!
— Да я себе в жизни много что позволяю, — отметил Борис Оттобальдович как ни в чем не бывало. — К примеру, покушать и выпить в своем доме с гостями. А вот гостям орать на хозяина воспрещается! — вдруг рявкнул он, вставая вслед за Эллером. — И ты, московская штучка, кажется, немножко об этом забыл!
Повод для скандала был настолько ничтожен, что я подумала: Бжезинский искал любой зацепки, любой искры, чтобы вспыхнуть. Вне всякого сомнения, так оно и было.
Бжезинский явно провоцировал скандал, и Эллер, не менее спесивый, охотно принял вызов. Он ответил следующим «благородным» манером:
— Ты, коммунист хренов, кажется, позабыл, что твоя поганая власть кончилась!
— Да, и началась твоя — власть прохиндеев, воров, проходимцев и нуворишей!
Фильмы он снимает… Ре-жис-сер… Слепил пять поделок да два сериала про бандитов нашлепал, вот и прославился. Деятель…
Эллер налил себе рюмку водки, лихорадочно выпил и, дернув себя за ус, выкрикнул в ответ: