Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

Я оторвался от раковины и снова принялся вышагивать по кухне, продолжая объяснение:

— Он из убойного. Убойный — толпа долбаных кретинов, которые в состоянии увидеть только то, что разложено у них под носом; попроси их посмотреть хоть на дюйм в сторону — хоть раз в их чертовой жизни, — они растеряются. В спецоперациях они не выжили бы и полдня.

Оливия нервно подергала пепельно-золотистый локон.

— Я полагаю, что чаще всего простое объяснение — самое верное.

— Ага. Правильно. Именно. Согласен. Понимаешь,

Лив, на этот раз все не так. На этот раз простое объяснение — чертова обманка.

Несколько мгновений Оливия молчала. Я уже задумался — не догадалась ли она, кто главное действующее лицо этого простого объяснения.

— Ты ведь с Кевином очень давно не виделся, — заговорила Оливия, тщательно подбирая слова. — Ты уверен, что…

— Да, да, да! Совершенно уверен. Последние дни я провел с ним. Он остался тем же парнем, которого я помню. Шевелюра погуще, добавил по паре дюймов во все стороны, но в целом — тот же самый, ошибиться невозможно. Я знаю все главное, что стоит о нем знать: он не был ни убийцей, ни самоубийцей.

— Ты пытался объяснить это Снайперу?

— Конечно, пытался. Как об стенку. Этого он не хотел слышать, а значит, не слышал.

— А если поговорить с его начальником? Он послушает?

— Нет, конечно. Ни в коем случае. Только все испорчу. Снайпер предупредил меня, чтобы я не путался под ногами, и будет следить, чтобы я не путался. Если я полезу через его голову и суну любопытный нос, да еще если пострадает его драгоценный процент раскрываемости, Кеннеди только сильнее упрется. Что мне делать, Лив? Что? Что делать?

Оливия задумчиво смотрела на меня умными серыми глазами.

— Возможно, Фрэнк, лучшее, что можно сделать, — это отойти, хотя бы на время, — мягко сказала она. — Что бы ни говорили, Кевину уже ничего не повредит. А когда пыль осядет…

— Нет. Ни за что. Я не буду стоять и смотреть, как его превращают в козла отпущения только потому, что он умер и не может дать сдачи. Я, черт подери, дам сдачи за него.

— Папа? — тихо окликнула меня Холли.

Мы с Оливией подскочили до потолка. Холли, в ночнушке с Ханной Монтаной, стояла на пороге, держась за ручку двери и поджимая пальцы ног на холодных плитках пола.

— Иди спать, милая, — быстро сказала Оливия. — Маме и папе нужно поговорить.

— Ты сказал, кто-то умер. Кто?

Господи…

— Все в порядке, милая, — сказал я. — Просто человек, которого я знал.

Оливия подошла к дочке.

— Уже ночь. Иди спать, утром поговорим.

Она попыталась развернуть Холли к лестнице, но девочка вцепилась в дверную ручку и уперлась.

— Нет! Папа, кто умер?

— В постель. Немедленно. Завтра мы все…

— Нет! Я хочу знать!

Рано или поздно объяснять придется. Слава Богу, она уже знает про смерть: золотая рыбка, хомячок, дедушка Сары. Но как же это некстати!

— У твоей тети Джеки и у меня есть брат, — объяснил я —

пусть будет по одному давно потерянному родственнику за раз. — Был. Он умер сегодня утром.

Холли уставилась на меня.

— Твой брат? — Ее голос чуть дрогнул. — Мой дядя?

— Да крошка, твой дядя.

— Который?

— Не из тех, которых ты знаешь. Это мамины братья. А это был твой дядя Кевин. Вы никогда не встречались, но наверняка подружились бы.

На секунду синие глаза расширились; личико Холли сморщилось, она откинула голову и завизжала диким криком, полным чистой муки.

— Мама, мама, мамочка!..

Визг перешел в бурные, жуткие рыдания, и Холли уткнулась лицом в живот Оливии, которая опустилась на колени и обхватила дочь руками, бормоча что-то утешительное.

— Почему она плачет? — растерянно спросил я. В последнее время мои мозги затормозились до скорости улитки. Перехватив быстрый взгляд Оливии — скрытый и виноватый, — я начал соображать, что дело нечисто. — Лив, почему она плачет?

— Потом объясню. Ш-ш-ш, милая, успокойся, все в порядке…

— Не-е-ет! Не в порядке!

Ребенок был прав.

— Нет, давай сейчас. Какого хрена она плачет?

Холли оторвала красное лицо от плеча Оливии.

— Дядя Кевин! — прокричала она. — Он показал мне «Супербратьев Марио» и хотел нас с тетей Джеки повести на представление!

Она пыталась еще что-то сказать, но все накрыла новая волна рыданий. Я грузно опустился на стул. Оливия прятала от меня глаза и качала Холли, поглаживая по голове. Я бы тоже не отказался, чтобы меня так утешили — и лучше, чтобы кто-нибудь с большущей грудью и облаком волос со всех сторон.

Постепенно Холли перешла к стадии отдельных всхлипываний; Лив повела ее наверх, спать. Глаза Холли уже закрывались. Пока они были наверху, я отыскал великолепную бутылочку кьянти на винной стойке и откупорил ее — после моего ухода Оливия не держит в доме пива. Я сел на стул, закрыл глаза, прислонился спиной к стене и слушал, как над моей головой Оливия бормочет слова утешения, — и пытался вспомнить, доводилось ли мне прежде так злиться.

Лив вернулась в доспехах любящей мамочки — новенькие джинсы и бежевый кашемировый свитер — и с уверенным выражением на лице.

— Итак, похоже, мне полагается объяснение? — с напускной веселостью спросил я.

Оливия взглянула на стакан, деликатно приподняв брови.

— Видимо, и стакан вина.

— И не один, а несколько. Я только начал.

— Надеюсь, ты понимаешь, что ночевать здесь я тебе не позволю.

— Лив, — сказал я, — в другой раз я бы с удовольствием ходил бы с тобой вокруг да около, но сегодня предупреждаю: я намерен перейти непосредственно к делу. Откуда Холли знает Кевина?

Оливия собрала волосы в хвост, накручивая резинку ловкими быстрыми движениями. Она вела себя спокойно, уверенно и собранно.