Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
Моя тень упала на него, но он не взглянул в мою сторону.
— Извините, — сказал Ричи.
— Не за что извиняться — по крайней мере, передо мной.
— Он закончил?
— Закончил с Эммой. Скоро перейдет к Джеку.
— Боже мой, — тихо сказал Ричи, глядя на небо — то ли молясь, то ли проклиная.
— Дети — это жесть. Тут ничего не попишешь. Все мы делаем вид, что ничего такого не происходит, однако это действует на всех — и притом каждый раз.
— Я думал,
— Так и надо. Думай о позитиве; на нашей работе сомнения убивают.
— Со мной никогда такого не случалось, честное слово. На месте преступления все было супер. Никаких проблем.
— Да, все было супер. Место преступления — другое дело: там сначала приходишь в ужас, но потом все худшее уже позади. Это зрелище тебя не преследует.
Ричи сглотнул, и я увидел, как дрогнул его кадык.
— Наверное, я не гожусь для этой работы, — сказал он так, будто ему больно выговаривать слова.
— Ты уверен, что хочешь быть следователем?
— Всю жизнь мечтал. В детстве увидел передачу по телику — документальный фильм, а не какую-то выдуманную фигню. — Быстрый взгляд в мою сторону — проверить, не смеюсь ли я над ним. — Какое-то старое дело — в сельской местности убили девушку. Детектив рассказывал о том, как они нашли убийцу. Я подумал, что этот парень — самый умный человек, которого я видел, понимаете? Он был куда умнее профессоров и всех прочих, потому что он добивался результатов. И я решил: вот оно, вот то, чем я хочу заниматься.
— И сейчас ты учишься. Я же говорил вчера — тебе нужно время. Не жди, что все получится в первый же день.
— Угу. Возможно, этот ваш Куигли прав — мне нужно валить к чертовой матери обратно в транспортный отдел, арестовывать таких же лопухов, как я.
— Он это говорил вчера, когда я был у старшего?
Ричи провел рукой по волосам.
— Не важно, — устало сказал он. — На Куигли мне плевать — ну разве что он окажется прав.
Я стряхнул пыль с участка стены и сел рядом.
— Ричи, сынок, я хочу тебя кое о чем спросить.
Он повернулся ко мне. На лице у него снова появилось выражение «съел что-то не то», и я испугался, что его вырвет на мой костюм, но все же решил рискнуть.
— Ты, наверное, знаешь, что у меня самая высокая раскрываемость в отделе.
— Да, я сразу это узнал. Когда старший инспектор отправил меня к вам, я только порадовался.
— И теперь, когда у тебя был шанс увидеть меня за работой, скажи — откуда берется такая раскрываемость?
Ричи, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке: было ясно, что он задавал себе тот же вопрос и не смог найти ответа.
— Может, дело в том, что я самый умный в отделе?
Он то ли пожал плечами, то ли замялся.
— Откуда я знаю?
—
— Я же сказал: откуда…
— Откуда ты знаешь. Точно. Тогда я отвечу за тебя: мозг и инстинкты у меня не лучше, чем у всех остальных.
— Я так не говорил.
В тусклом утреннем свете его лицо казалось узким, встревоженным — и отчаянно молодым.
— Знаю. Но это дела не меняет: я не гений. Да, я хотел бы им быть, и какое-то время мне казалось, что я особенный. В этом я не сомневался.
Ричи настороженно следил за мной, пытаясь решить, отчитывают его или нет.
— А когда…
— Когда я понял, что я не супермен?
— Ну да. Наверно.
Зеленые пятна холмов то появлялись из тумана, то исчезали. Понять, где кончается земля и начинается небо, было невозможно.
— Значительно позднее, чем следовало, — ответил я. — Точно не помню. Скажем так: это стало очевидно, когда я повзрослел и поумнел. Я делал ошибки, которых можно было избежать, пропускал то, что супермен бы заметил. И, что самое главное, мне довелось работать с парнями, на которых я хотел быть похожим. И оказалось, что я достаточно смышлен, чтобы заметить разницу между ими и мной. Умен настолько, чтобы осознать нехватку ума.
Ричи промолчал, но слушал внимательно, и выражение настороженности все больше проявлялось на его лице. Он почти стал похож на полицейского.
— Неприятно было осознать, что во мне нет ничего особенного, — сказал я. — Но повторяю: нужно работать с тем, что есть, иначе тебя неизбежно ждет провал.
— Значит, показатель раскрываемости…
— Показатель раскрываемости такой по двум причинам: потому что я работаю как проклятый и потому что сохраняю контроль — над ситуацией, над свидетелями, над подозреваемыми и, что самое главное, над собой. Если тебе это по силам, остальное можно компенсировать. Если нет, если ты теряешь контроль, то вся твоя гениальность не имеет значения — хоть сразу собирай вещи и иди домой. Забудь про галстук, про методы допроса, забудь все, о чем мы говорили последние две недели. Все это — просто симптомы. Докопайся до сути того, что мы обсуждали, и все сведется к одному — к контролю. Понимаешь, о чем я?
Губы Ричи сжались в прямую линию; именно это я и хотел увидеть.
— Сэр, я умею контролировать ситуацию. Просто Купер застал меня врасплох, вот и все.
— Значит, не позволяй заставать себя врасплох.
Он прикусил щеку.
— Да. Хорошо. Это больше не повторится.
— Не сомневаюсь. — Я похлопал его по плечу. — Ричи, думай о хорошем. Вполне возможно, что это худшее утро в твоей жизни, а ты ничего, живой. Если ты на работе всего две недели и уже понимаешь, что не супермен, значит, тебе крупно повезло.