Дуэль нервного века

Валентинов Альберт Абрамович

Да, видно, здорово я тогда нализался. Что девушка подсаживалась - помню. А вот что болтал...

– Второй вопрос, - напомнил майор.

– Второй вопрос, Вероника Петровна. Вы сказали, что я любовник Тани, жены... вдовы Гудимова. Это, конечно, чудовищная ложь, но кто вам ее сказал?

– Сам Гудимов, - отрезала она.

Я кивнул. Это было ясно с самого начала.

– Вероника Петровна, может, у вас есть тоже вопросы? сказал майор.
– Мы готовы ответить на любой. Вам ведь тоже важно знать истину,

– Я воздержусь, - она скользнула по нему сухим взглядом.
– Эта истина больше напоминает копание в нижнем белье,

–

Тогда у меня тоже два вопроса, - продолжал майор.
– Я задам их сразу. Что вам было нужно от Юрия Дмитриевича, когда он сидел в ресторане, и почему Гудимов посвятил вас в столь интимные отношения своей супруги и лучшего друга?

Вероника Петровна молчала. Щеки у нее пошли пятнами, глаза сузились, веки набрякли. Судорожно вздохнув, она порылась в сумочке, вытащила платок, торопливо промакнула глаза и, не глядя, бросила платок обратно в сумочку.

– Простите, вы уронили платочек.

Майор нагнулся, кряхтя: "Ох, годы, годы!", и подал ей платок. Я сразу узнал его. Это был тот самый платок, который нашли в моей квартире.

– Спасибо.

Она схватила платок, хотела было бросить в сумку и лишь тогда разглядела.

– Ой, нет, это не мой. У меня таких сроду не было. Мой вот, в сумке.

Конечно, ошибиться было невозможно. Ее платок и тоньше, и изящнее, и совсем другого оттенка.

– А может, все-таки ваш?
– спросил майор самым простодушным тоном.
– Больше вроде ронять некому. Мои милиционеры в такие лепестки не сморкаются.

До чего же здорово он разыграл эдакого простецкого мужичка. Я похолодел: ведь в два счета обведет вокруг пальца, и не заметишь.

– Да нет же, нет, - она нетерпеливо развернула платок. Уж я как-нибудь знаю. У меня и помада совсем другая, французская. Вот посмотрите.

– Ну, ладно, ладно, не хватало еще в ваших помадах разбираться, - проворчал майор, и платок исчез из его рук, как у фокусника.
– Так как с моими вопросами, а?

Она сразу сникла. Но атмосфера уже изменилась. Не то чтобы доверие, просто какое-то деловое спокойствие наступило в кабинете, майор сумел-таки установить контакт.

– Я была в плохом настроении, - как-то сконфуженно выдавила Вероника Петровна.
– Хотелось с кем-нибудь поцапаться. Увидела его в окно и решила, что вот прекрасный случай отвести душу.

– Какие у вас ко мне могли быть претензии?
– удивился я.

– Гудимов спрятался от меня в вашей квартире, и я решила, что вы все знаете и с ним заодно. Так сказать, бескорыстная дружба мужская...

– Кто снабдил вас такой исчерпывающей информацией? быстро спросил майор.

– Моя школьная подруга Женя Левина.

Я почувствовал, что еще один такой сюрприз и я грохнусь со стула. Ничего себе клубочек завязывается!

– Нет, так дело не пойдет!
– вдруг решительно сказала Вероника Петровна.
– Мы все время кружим вокруг да около. Давайте начнем с главного. И вы все поймете, и для меня, возможно, кое-что прояснится. Так вот, дело в том, что я была невестой Гудимова.

У меня вырвался изумленный возглас. Майор осуждающе приподнял бровь, а женщина бросила на меня раздраженный взгляд.

– Вот именно, невестой. Он обещал развестись с женой, потому что обличил ее в неверности... с вами, - ехидный кивок в мою сторону.
– А может, и не уличил, теперь не знаешь, чему верить. Во всяком случае, я была приглашена на семейное торжество, чтобы убедиться, как его жена у всех на глазах кокетничает

со своим любовником. Она сразу поняла, что у нас с ее мужем особые отношения: женщин в таких вещах не проведешь, И тем не менее они целовались на кухне, Гудимов сам показал мне это в зеркале в прихожей. Теперь я думаю: а не нарочно ли она это сделала?

Я схватился за голову. И было от чего. Я ведь инстинктивно не поверил Борису, когда он попросил меня побольше уделять внимания Тане, и все же попался. А ее поведение на кухне... Да, она могла знать, что Гудимов видит нас в зеркале, и все же.. Нет, у меня не хватало духа осуждать ее. Неужели я дважды сыграл роль простака из старинного водевиля?

– После этого вечера я дала согласие стать его женой. Вы понимаете, дочь высокопоставленных родителей должна осмотрительно выбирать мужа, чтобы не нарваться на карввряста или проходимца. Ведь нам, как любой женщине, хочется быть искренне любимыми.

– Простите, я вас перебиваю, - вмешался майор.
– Юрий Дмитриевич не знает, что вы дочь Огородникова.

Так вот это кто! "Шикарный романец с дочерью такого человека". Огородников работал у нас первым заместителем министра, и его внезапная смерть поразила и опечалила многих. Это был один из тех редких работников, которые великолепно знают всю отрасль и могут решить любой вопрос. Да и его огромные связи в самых высоких инстанциях помогали ему много сделать для отрасли: он мог протолкнуть самое безнадежное дело, пробить фонды, средства, кадры. Недаром его называли вторым министром, а по справедливости надо было бы называть первым.

– Гудимов очень ловко повел себя, ума ему было не занимать. Не стал уверять, что, будь я даже круглой сиротой, он все равно бы на мне женился. Нет, сказал прямо, что я заинтересовала его именно как дочь крупного администратора, имеющего обширные связи... ну и как обаятельная женщина. Сказал, что талант его пропадает зря, что он задумал переворот в промышленности, настолько смелый и необычный, что даже прогрессивных руководителей это поначалу отпугивает. Что же говорить о рутинерах! А будучи женат на мне, сумеет вместе с папой пробить эту идею в Совмине. Но вместе с тем он понастоящему полюбил и никогда от меня не откажется, что бы ни случилось. Ну, еще он говорил, что я рождена быть женой большого человека, сумею помочь его целям.

Я вспомнил, как лет пять назад Таня обмолвилась, что Борис заставляет ее улыбаться совершенно несимпатичным людям и из-за этого у них, как она выразилась, недоразумения. Я невольно подумал, что с Огородниковой у Гудимова недоразумений бы не было.

– Он увлек меня грандиозностью своих проектов, смелостью, способностью перешагнуть условности, а в его положении это непросто. Большие люди рабы условностей. И я... я... Ну, да, впрочем, неважно. Понимаете, я росла в семье, которая всегда как-то возвышалась над другими. Я привыкла, что всегда одета лучше сверстниц, имею больше возможностей, что везде, даже в школе, меня отличают от других, причем не за мои способности, весьма средние, а за то, что я дочь... Что запросто разговариваю с гостями, имена которых то и дело мелькают в газетах. И как-то не мыслилось, что можно выйти замуж за рядового... труженика, что ли. Потому и засиделась, чуть ли не до тридцати.
– Она усмехнулась и быстро моргнула несколько раз, сдерживая внезапную слезу.
– Само собой разумелось, что мой муж должен входить в тот же круг людей, имеющих... дополнительные блага, скажем так.