Дуга большого круга
Шрифт:
— У вас еще что-нибудь ко мне?
— Я хотел бы вернуться к вопросу, по которому не смог договориться с Королевым. Он имеет непосредственное отношение к Микешину…
— Именно?
— Надо снять с судов кое-кого. Я имею в виду интернированных, которые прибыли из Германии. Недостаточно проверенных. Иначе мы будем получать сюрпризы, как сегодня с капитаном Микешиным. Прошу вашего разрешения.
Роман тяжелым взглядом смотрел на Багликова. В эту минуту он люто ненавидел его. Бездушного тупицу, чиновника, перестраховщика, но наверное
— Прошу разрешения, — он снова услышал как бы издалека голос Багликова, — снять их всех с судов и пока поставить в резерв. Ну, а потом постепенно, чтобы не было шума, придется с ними расстаться. Так будет лучше.
— Не разрешаю, — яростно отрезал Роман. — Не разрешаю. Флот оголить хотите?
Багликов с удивлением посмотрел на начальника.
— Считаю преждевременным, — повторил, успокаиваясь, Роман. — Торопитесь.
— Как бы поздно не было, Роман Николаевич, — уже в дверях, с чуть заметной угрозой проговорил Багликов. — Королев тоже все предлагал подождать…
После ухода Багликова Роман долго сидел неподвижно. Думал.
В кабинет вошла секретарша с папкой бумаг.
— Вот тут срочное. Подпишите…
Начался обычный, заполненный разными делами день.
Вечером к Роману зашел Багликов. Он выглядел еще более надменным.
— Роман Николаевич, забыл совсем, у меня для вас посылочка лежит. Я ее сейчас принесу.
— Какая там посылочка? — удивленно спросил Роман, но Багликов уже вышел из кабинета. Через несколько минут он снова появился, держа в руках картонную коробку.
— Вот, прошу вас, получите подарочек, — не скрывая насмешки, проговорил Багликов.
Роман взял в руки коробку.
— Как она к вам попала?
— Сегодня наш «Семипалатинск» вернулся из Гамбурга, из английской зоны. Там на судно приходил какой-то американец и все выспрашивал капитана, не знает ли он Романа Николаевича Сергеева, а когда узнал, что знает, принес посылку и просил передать ее вам. Я встречал «Семипалатинск» в порту, приехал туда на машине и сказал капитану, что доставлю посылку.
— Ничего не понимаю, — нахмурился Роман, — ну, посмотрим.
Он принялся развязывать бечевку. Багликов с любопытством наблюдал за начальником. В коробке лежало два блока сигарет, банка какао, несколько плиток шоколада и письмо.
— Ого! — многозначительно воскликнул Багликов. — Дефицит.
Роман разорвал конверт, вынул письмо, посмотрел на подпись. Его нахмуренное лицо прояснилось.
— О’Конор! Жив, значит, чертяка!
— Кто это? — быстро спросил Багликов.
— Капитан,
Роман принялся читать письмо.
«Дорогой Ром, совершенно случайно узнал, что вы живы. Как видите — я тоже. Помню, что вы иногда любили курить наши сигареты, а остальное передайте вашей милой жене. Кажется, у вас с продуктами еще трудновато. Всего вам хорошего. Мы обязательно должны встретиться.
Искренне ваш, Патрик».
— Ну что? — спросил Багликов.
— Да ничего. Сопроводительная записка.
Роман распечатал пачку сигарет, закурил и протянул ее Багликову.
— Хотите?
— Нет уж, благодарю. Курите сами. Я как-нибудь нашими обойдусь.
Роман взглянул на заместителя и все понял. Он бросил сигареты на стол, лицо его снова стало официальным.
— Ладно. Давайте мне телефон товарища, который занимается моряками, вернувшимися из Германии.
Багликов назвал номер и ушел.
Роман поднял трубку. Он, волнуясь, говорил о том, что нельзя снимать сейчас людей с судов, что моряков нехватает, что эти люди «золотой фонд» пароходства. На другом конце провода терпеливо слушали, потом приятный мужской баритон с сочувствием сказал:
— Мы понимаем, но помочь пока ничем не можем.
Роман уехал из пароходства с тяжелым чувством.
Ежедневно приходила Женя. Она стояла в дверях и в комнату не заходила. В глазах ее светилась надежда.
— Ну что, Рома?
Он брал ее руки в свои. Хотелось утешить, сказать что-нибудь такое, от чего ей стало бы легче. Но надо было говорить правду.
— Пока ничего не известно, Женька. Скоро коллегия, поеду в Москву, уверен, что мне удастся… Все будет хорошо. Ты ему сейчас ничем не поможешь, а тебе… Тебе надо что-нибудь? Мы с Валей все сделаем.
Она отрицательно качала головой.
— Ничего пока. Спасибо.
Он понимал ее. Четыре года она провела в ожидании. Надеялась, теряла надежду… От Игоря не было никаких вестей. И вдруг радость! Живой, целый вернулся…
Через неделю Романа вызвали на коллегию. Перед тем как уйти из пароходства домой, он зашел к начальнику политотдела.
— Ну вот, сегодня еду, Алексей Васильевич, — сказал Роман, тяжело опускаясь в кресло. — Буду доказывать нашу правоту.
Начальник политотдела пристально посмотрел на Романа.
— Поезжай, Роман Николаевич. Помни, что я полностью на твоей стороне. Очень жалею, что не разобрался во всем раньше. Беда, что я не эксплуатационник. Трудно тебе там придется. Поезжай. Успехов тебе.
Они обменялись крепким рукопожатием.
Первое, чем Роман решил заняться в Москве, было дело Игоря. Прямо с вокзала он поехал в центр. В большом красивом здании бюро пропусков он долго сидел перед закрытым окошечком. За деревянной дверкой дежурный кому-то звонил, называя его фамилию вполголоса. Наконец дверка со стуком распахнулась, дежурный позвал: