Дуга большого круга
Шрифт:
— Сергеев! Возьмите пропуск. Не забудьте подписать при выходе.
Роман ждал против двери с номером 236 — кабинет, который был помечен в его пропуске. Дверь открылась. Роман увидел плотную фигуру военного.
— Товарищ Сергеев, прошу.
Подполковник — Роман различил погоны — прошел за стол, подвинул к себе папиросы и вопросительно посмотрел на него.
— Слушаю вас.
— Я пришел узнать о капитане Микешине, которого арестовали месяц назад по неизвестным причинам. Вы, конечно, в курсе дела?
Подполковник
— Да, в курсе, Роман Николаевич. Против него имеются материалы. Он вел себя в Германии скверно.
— Этого не может быть, — твердо сказал Роман.
— Мы допросили свидетелей. К сожалению, они подтверждают. Правда, я не совсем верю этим показаниям. Сейчас, сразу после войны, люди склонны к преувеличениям. В деле Микешина еще много неясного. Надо разобраться. Надеюсь, вы понимаете, что я говорю с вами как с руководителем пароходства, лицом, облеченным доверием…
— Товарищ подполковник, давайте я расскажу вам о Микешине? — Роман закурил. — Микешина я знаю с детства…
— Вот как? Это интересно, — оживился подполковник. — Говорите.
Роман начал подробно рассказывать об Игоре, о его матери, о том, как они с Игорем учились в школе, в Мореходке, где и на чем он плавал.
Подполковник слушал, понимающе наклонял голову, иногда делал пометки в блокноте. Роман притушил в пепельнице папиросу и сказал:
— Я прошу приобщить к делу и мое мнение, участника Отечественной войны, коммуниста. Я ручаюсь за Микешина. Готов нести за него партийную ответственность.
Подполковник с любопытством посмотрел на Романа.
— Мы, — сказал подполковник, — ценим ваши заслуги, Роман Николаевич, но… люди под влиянием голода, мучений, унижений меняются. Мы еще не знаем всего… Все выяснится, образуется…
— Когда я мог бы увидеть капитана Микешина? — спросил Роман.
Подполковник развел руками:
— Вероятно, после окончания следствия. И потом… Учтите, если Микешин ни в чем не виноват, он будет отпущен.
Подполковник взял пропуск, повертел в руках, внимательно, как-то по-новому, доброжелательно посмотрел на Романа и не торопясь подписал.
— До свидания, Роман Николаевич. Вы надолго в Москву?
— Приехал на коллегию.
— Ах, на коллегию… Понимаю, — сочувственно кивнул подполковник. — Значит, докладывать будете. Ну, желаю успеха… А с Микешиным… подождите немного. Надеюсь, что все будет в порядке. Это очень важно, что вы рассказали.
На коллегию Роман пришел на два часа раньше назначенного времени. Он заглянул в кабинет к Верескову. Валериан Афанасьевич работал в отделе загранкадров. На нем был форменный китель с нашивками, держался он просто, чуть-чуть покровительственно.
— Роман Николаевич! Рад тебя видеть. Сколько пережито за это время! Слышал о твоих
Видно было, что Вересков смакует свое положение министерского работника и ему приятно показать Роману, что он тоже кое-чего добился за эти годы.
— Много пережито… — продолжал Валериан Афанасьевич. Лицо у него стало меланхоличным. — Ужас, не хочется вспоминать. Блокаду в Ленинграде пережил… Ранен был осколком.
— Не пошли в партизаны? — спросил Роман.
Вересков подозрительно взглянул на собеседника.
Серьезно спрашивает или издевается? И, увидев глаза Романа, ответил:
— В то время уже никаких партизанских отрядов из наших моряков не было. Оставшихся в живых разослали по портам. Кого во Владивосток, кого в Архангельск. На сытую жизнь. А мне вот не повезло… Зато теперь… видишь? Начальство относится хорошо… выдвигает. Только в кадрах надоело работать, по Ленинграду скучаю. Хочу к вам в пароходство. Возьмешь главным диспетчером?
Роман промолчал, а Вересков, не заметив этого молчания, продолжал болтать.
— Часто вспоминаю «Курск». Хорошо все же мы плавали. Молодость, молодость… Астрономии меня учил… Помнишь стационар? Как ты рассердился тогда… Чудак! А я свои последние вещи выменял, голый остался. Обиделся я на тебя, дело прошлое… — Глаза Верескова кольнули Романа.
— Валериан Афанасьевич, — прервал разговорившегося Верескова Роман, — ну, как тут настроение? Что предполагается — коллегия с «выносом»? Долбать меня будут?
Вересков посмотрел на него с удивлением.
— Ругать?.. Не то слово. Понимаешь, пароходство систематически не выполняет план. Одно твое пароходство. Из-за этого не выполняет план и министерство. Понятно?
— Так почему же, черт возьми, не пересмотрят план? Я все провода оборвал, докладывал, одних рапортов кипу написал. Ведь должны же понимать люди! — распалился Роман.
— Значит, не ясно? Ну, пойдешь на коллегию, тебе там объяснят. К сожалению, ты всегда отличался упрямством. Надо уметь в сложные моменты… — Вересков сделал ладонью жест, напоминающий движение рыбьего хвоста.
— Не умею.
— Опыта мало.
— Слушайте, Валериан Афанасьевич, вы не могли бы помочь в одном деле? Капитана Микешина знаете?
— Слышал. Что-то у него нехорошо получилось? У немцев был?
— Был.
Вересков нахмурился:
— Ну и что дальше?
Роман терпеливо повторил все об Игоре.
— Вот так… Помочь надо парню. Я за него головой ручаюсь. Как коммунист, как начальник пароходства…
— Ты что? Опомнись! — испугался Вересков.