Дух демона
Шрифт:
— Нет.
— Просто «нет»?
Магистр Джоджонах не шелохнулся. Его немигающий взгляд буравил насквозь пергамент ненавистного указа.
— Магистр Джоджонах? — позвал Де'Уннеро, и тон его голоса подсказывал, чего именно он добивается.
Джоджонах поднял голову и увидел злорадную усмешку на губах Де'Уннеро, решившего проучить его на глазах у молодых монахов.
— Нет, настоятель Де'Уннеро, — пробормотал он, презирая себя за каждое слово и понимая, что ему хотелось совсем не такого сражения.
Осадив Джоджонаха, Де'Уннеро дал сигнал к отправлению, и процессия,
Магистру Джоджонаху показалось, что дорога стала значительно длиннее.
ГЛАВА 27
ИЗБАВЛЕНИЕ
— Они отбыли? — спросил у брата Фрэнсиса отец-настоятель.
Маркворт с самого утра оставался в своих покоях, не желая столкновения с Джоджонахом. Тот был на грани срыва, до которой отец-настоятель сознательно его довел. Маркворт опасался, что грузный магистр чего доброго полезет в бой, да еще на глазах у других братьев, а этого отцу-настоятелю совсем не хотелось. Пусть Джоджонах воюет в Палмарисе с Де'Уннеро!
— Да, во главе с магистром… с настоятелем Де'Уннеро, — ответил Фрэнсис.
— Что ж, теперь мы можем вплотную заняться допросами пленников, — произнес Маркворт таким ледяным тоном, что у брата Фрэнсиса по спине забегали мурашки. — Магическая повязка кентавра у тебя?
Брат Фрэнсис извлек из кармана повязку.
— Отлично, — кивнул Маркворт. — Мне он нужен живым.
Он направился к двери. Брат Фрэнсис поспешил вслед за ним.
— Мне кажется, что другим пленникам тоже требуется помощь, — сказал он. Особенно трактирщице. Судя по всему, она серьезно больна.
— Может, им и требуется помощь, но нам они больше не нужны, — жестко отрезал Маркворт.
— Наверное, все же стоило немного помочь им, применив камень, — заикаясь проговорил Фрэнсис.
Смех Маркворта ударил его прямо в сердце.
— Ты что, не слышал моих слов? — спросил старик. — Они нам больше не нужны.
— Однако мы не собираемся их выпускать.
— Почему же, — возразил Маркворт, но прежде, чем брат Фрэнсис успел с облегчением улыбнуться, отец-настоятель добавил: — Мы их выпустим, когда придет их час предстать пред лицом Божьего гнева. А пока пусть гниют в своих темных норах.
— Но, отец-настоятель…
Под колючим взглядом Маркворта брат Фрэнсис умолк.
— Ты беспокоишься из-за каких-то двух человек, когда на карту поставлена судьба всей церкви, — отчитал его старик.
— Но если эти люди нам не нужны, зачем же держать их в заточении?
— Потому что, как ты помнишь, мы разыскиваем некую девчонку, и, если она уверена, что ее родители у нас, это может заставить ее явиться прямо к нам, — ответил Маркворт. — Пока она считает их живыми, какая разница, живы ли они на самом деле!
— Почему мы не можем сохранить им жизнь?
— Нам не нужны свидетели! — прорычал Маркворт, вплотную приблизив свое старое, морщинистое лицо к лицу брата Фрэнсиса. — Прикинь-ка, как отнесутся к их россказням. Все ли поймут, что страдания этой пары вызваны нашей заботой о большем благе? Кстати, ты не забыл про их сынка? Уж не желаешь ли ты, чтобы они публично тебя обвиняли?
Брат
— Нам нужно заманить сюда эту девчонку, — продолжал Маркворт. — Живы ее родители или нет — это уже не важно.
— Живы или убиты, — возразил Фрэнсис.
Эти слова он почти прошептал, так что вновь направившийся к лестнице Маркворт их не услышал. Молодой монах сделал еще один глубокий вдох. Потом он выдохнул, загасив робкий огонек сострадания в своем сердце. Там опять стало темно. Да, им приходится заниматься отвратительным и жестоким делом, — мысленно сказал он себе. Он выполняет распоряжения отца-настоятеля Абеликанской церкви — человека, ближе кого бы то ни было стоящего к Богу.
Брат Фрэнсис поспешил за Марквортом, чтобы открыть ему дверь на лестницу.
— Петтибва? Петтибва, почему ты не отвечаешь? — уже в который раз повторял Грейвис Чиличанк.
Еще вчера вечером они переговаривались через стену, разделявшую их камеры. Голос жены, доносившийся из кромешной тьмы, служил ему немалым утешением.
В самих словах Петтибвы было мало утешительного. Грейвис знал: смерть Греди, словно проказа, разъедала ей сердце и душу. Внешне Грейвису приходилось еще тяжелее: его пытали более жестоко и изощренно. Малейшее движение отзывалось острой болью в его старых костях, многие из которых были перебиты. Ему почти не давали есть. При всем этом он не сомневался, что душевные терзания Петтибвы значительно превосходят его телесные муки.
Грейвис снова и снова звал жену, умоляя ее отозваться.
Петтибва не слышала призывы мужа. Все ее внимание было обращено внутрь. Она находилась в длинном туннеле, и далеко впереди, возле ярко освещенного выхода, увидела Греди, протягивающего к ней руки.
— Я вижу его! — воскликнула Петтибва. — Это он, Греди, мой мальчик.
— Петтибва, ты слышишь меня? — продолжал звать Грейвис.
— Он указывает мне путь! — снова воскликнула Петтибва, и в голосе ее появилась давно утраченная сила.
У Грейвиса от отчаяния и ужаса округлились глаза. Петтибва умирает! Она с радостью покидает его и весь этот жестокий и отвратительный мир!
Грейвису инстинктивно захотелось крикнуть и попытаться вернуть ее назад. С уст уже были готовы сорваться мольбы не покидать его.
Но он вовремя спохватился и погасил в себе своекорыстные желания. Петтибва готова уйти; значит, она должна уйти. В своей следующей жизни она обязательно попадет в лучшее место, чем этот мир.
— Иди к нему, Петтибва, — дрожащим голосом крикнул Грейвис, и слезы покатились по его впалым щекам. — Иди к Греди, обними нашего мальчика и скажи, что я его тоже очень люблю.