Дух танцует дерзко
Шрифт:
– Успешным людям свойственно презирать религиозность, как удел слабаков. Но чем таким незыблемым подкреплено это презрение? Отсутствие Бога хотя бы не доказано, – бубнила Нея, раздосадовано ковыряясь в салате.
– Ой, что толку это обсуждать? Сто лет об этом спорят, и до сих пор ничего не доказано, – задрав подбородок чуть больше обычного, Даша нервно крутила головой в поисках официанта.
– Может, признание доказательств – это вопрос свободы воли и личного выбора? Кому нужна любовь по принуждению? От нее ничего хорошего ни любящему, ни возлюбленному, – не сдавалась Нея, – это же себя не уважать, если
– Не нужно верить нам на слово, проверяйте! – говорили учителя.
– Это честный призыв, полный здравого смысла, – убеждала себя Нея, нарезая круги по квартире после лекций. – Какова альтернатива? Обесценить, не исследуя? Мне 35. Когда буду разбираться, если не сейчас? Чем аргументировать свой отказ? Прелестями самообмана? Бравадой тех, кому обманываться одиноко и страшно? Потом с них, что ль, за все спрашивать?
Ким шагала за Неей по пятам, и вдвоем они были похожи на митингующих.
Чтобы перевести дух, Нея брала кошку на руки и усаживалась на диван. Пообнимавшись, начинала допрашивать себя заново. То вслух, то молча. Когда принимала душ и завтракала. Вечерами в офисе и по дороге домой. Каждую свободную минуту наедине.
Она пробиралась на ощупь. Не к маяку, а в направлении его луча, устремленного во мглу неизвестности. Мгла поглощала свет, но гонимая разочарованием, Нея робко предавалась сокрытому.
Собрала все иконки, статуэтки богов и другие атрибуты разных религий, которыми обзавелась по рекомендациям или настроению, и соорудила на полке в шкафу домашний алтарь. Училась кланяться перед ним и не хихикать. Когда читала молитвы и мантры, поначалу ерзала или впадала в дрему. Привыкала держать спину прямо и слушать собственный речитатив, не отвлекаясь.
Через пару месяцев в конце практики стала ощущать прилив энергии откуда-то с небес. От этого текли слезы. Порой вверх. Потому что в поклоне Нея упиралась головой в пол, и слезы скатывались на лоб. Это было в диковинку и веселило. Нея следила, как далеко проползет слезинка, и радовалась, если той хватало сил добраться до паркета.
В иные дни слезы вытягивали из груди заскорузлую боль. Она повисала на ресницах, как черная мясистая виноградина, и срывалась вниз с безмолвным грохотом.
Но чаще слезы щедро выливались на щеки, задерживались в ложбинке на шее, соединялись в ручеек и стекали по телу, словно испарина расплавленных печалей и стыда.
Высыхая, они проявляли в сознании Неи древние печати:
«Глаза видят прошлое, дорога перемен внутри».
«Любовь – это дар проживать жизнь, как подарок».
«Бог любит меня».
«Я неуязвима».
Первые неуклюжие шаги привели Нею к заключению, что религиозность не опасна. Не означает бесхарактерность, скудоумие и не обязывает нищенствовать.
Но даже спустя полгода ей так и не удалось избавиться от сомнений в существовании Бога. Нелегко было поверить в реальность того, что нельзя увидеть, к чему нельзя прикоснуться.
Сомнения угнетали. Молодые ростки искренности давила набирающая обороты механичность повторения молитв. Мотивация глохла в многоголосии и крикливости
– Случись чудо, больше не придется выуживать по крупицам доводы в пользу существования Бога. Ведь что может быть убедительнее чуда?!
Увы, и на радость скептикам, чудо явиться не спешило.
Глава 15. Изящная закономерность
В середине осени Нея спохватилась, что заканчивается годовой абонемент в фитнес-клуб. Достать шестьдесят тысяч на продление было неоткуда. Она испугалась, что потеряла контроль над жизнью. И чуть не поддалась панике, когда днем позже потеряла и клубную карточку. Обратившись за новой, на всякий случай уточнила у администратора число, до которого действует абонемент? Администратор уткнулся в компьютер, повозился и назвал дату.
– Сентябрь следующего года, я правильно вас поняла?
– Да, вы же недавно продлили, – без тени сомнения подтвердил он.
– Угу, поняла, спасибо, – Нея опустила ошалелые глаза, чтобы не вызвать подозрение, и ушла.
На следующий день позвонила в клуб с намерением попасть на другого сотрудника и снова услышала, что договор действует еще год.
Нея перетрусила, подумав, что ее внезапная рассеянность – не сезонный сход снега с крыши, а капитальный сход самой крыши.
Она терзала мозги, хватаясь за нестыковки:
«Если даже предположить, что погружаясь в глубины духовного самопознания, можно незаметно лишиться разума и не помнить, как подписывал договор… второй экземпляр договора тоже потерять… то шестьдесят тысяч бесследно исчезнуть не могли! Заботливый банк воздвиг бы им в телефоне компактное надгробие с подробностями о времени и причине их кончины. Иначе что же получается, я заметала следы, чтобы подстроить убедительность собственного безумия?»
Нея взяла себя в руки, залезла в личный кабинет, проверила все списания со счета, зависла минут на десять и просияла:
– Господи, так это же оно!
Соскочила с кресла и начала ходить по комнате.
– Я же сама просила. И ведь как изящно! Не потеряй я карточку, я бы просто перестала ходить в зал, пока не скопила бы денег на продление. Понимаешь, Ким?
В глазах Ким читалось, что для полной ясности ей не хватает всего лишь пары уточнений и Нея продолжила:
– Но что я делаю в итоге? Оказывается, мне проще поверить в свое сумасшествие, чем в чудо. А все почему? Потому что уму придется поступиться гордостью и первенством, ведь с Богом, творящим чудеса, ему состязаться бессмысленно. Выгоднее отправить меня в психушку и подождать, когда одумаюсь.
Озадаченная, Нея села на диван и откинулась на его выпуклую, ворсистую спинку.
Она вспомнила и прониклась предостережением учителей о том, что «ум – хороший слуга и плохой хозяин». И вдогонку разглядела подноготную скептицизма Даши и подобных ей прагматиков, которые, обесценивая Богопочитание, в лучшем случае ссылаются на жизненный опыт и науку, а в худшем – оскорбляют религиозного оппонента, чтобы вместе с ним низвергнуть свой страх радикальных заблуждений по поводу устройства мироздания. Ведь незнание себя и мира означает слабую способность выжить.