Дух
Шрифт:
— Готов? — спросил он.
— Как видишь, — я пожал плечами.
После ужина он сказал мне, что нужно принять душ и облачиться в специальную одежду, напоминающую льняную робу с вышитыми цветными узорами. Одежда эта хранилась в отдельном ящике, тоже украшенном символами, на который я сразу не обратил внимания.
Роба эта мне понравилась тем, что в ней фигуру не особо видно.
— Хорошо, — кивнул Любомир. — На кухне возьми зерно. Можно пшёнку. Оно есть в запасах, справа от плиты. И воды налей в миску.
— Не всё ли ему равно уже? — улыбнулся я.
Дух сердито посмотрел на меня.
— Вот иногда ты умные вещи говоришь, — сказал он. — А иногда как выдашь что-нибудь, как в лужу… в общем, понятно.
— Извини, — вздохнул я. — Просто нервничаю немного.
— Ты бы лучше не нервничал, а радовался… Хотя знаешь, я ведь, честно говоря, даже не представляю, каково это всё для тебя. Быть смердом, и в один день, вдруг…
Я молча поднялся, одёрнул одежду и вышел из комнаты, направляясь в сторону кухни.
Петух явно что-то чувствовал. От еды отказываться не стал — но на меня то и дело поглядывал подозрительно и нервно.
— Слушай, может, его усыпить как-то? — предложил я. — Ну, чтобы он не почувствовал.
Любомир посмотрел на меня, вздохнул и покачал головой. «Ой идиот!..» — было написано у него на лице.
— Пора, — сказал дух, когда птица перестала клевать.
— Мне его как… в руки брать? — спросил я, разглядывая петуха, который нахохлился и смотрел на меня крайне недружелюбно.
— Можешь в ноги попытаться, — Любомир пожал плечами. — В руки, конечно! И осторожнее. Ему не должно быть больно до самого момента, как придёт время.
Я опустился перед пластиковой клеткой с птицей на колени. Потянулся к дверце.
— Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа!.. — сказал я, улыбаясь.
Петух заквохтал и отодвинулся в дальний конец клетки.
— Так, подожди, — сказал Любомир. — Ты сначала нож возьми. А то мне кажется, что потом не сможешь…
— Ладно, — кивнул я, после чего быстро поднялся и направился в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи.
— Ты куда? — удивился дух.
— На кухню, за ножом, — раздражённо ответил я.
— Да, блин, не тот нож! Специальный есть. У выхода на капище, в стене, хранилище, — устало и даже как-то обречённо проговорил Любомир.
— Ладно, — я остановился, пожал плечами, и пошёл в противоположный конец коридора, стараясь не глядеть на квохчащего петуха.
«Специальный» нож оказался здоровенным тесаком, украшенным узорами и рунами.
— У тебя на поясе, справа, посмотри, петля есть, — сказал Любомир, когда я достал оружие. — Вставь его туда, лезвием вниз.
Я сделал, как он сказал. Потом вернулся к петуху. Тот опять забился в дальний угол клетки и недовольно заквохтал. И тут я случайно заглянул в его глаза-бусины. В них была такая тоска обречённого, такой ужас, что я невольно отпрянул.
— Ну что там? —
— Слушай, а… обязательно это вот всё делать, а? — осторожно спросил я. — Может, как-то так, у врачей подлечусь… люди вон живут и…
Дух опустился передо мной на корточки. Наши взгляды встретились. Мне стало неудобно и даже немножко стыдно.
— Весь твой род убили, — сказал он. — Включая малых детей. Чтобы отомстить, тебе нужно очень многое сделать. Да, на этом пути тебе тоже придётся убивать, Велимир. В том состоянии, в котором ты находишься, ты просто не можешь справиться. Понимаешь? Тебя самого рано или поздно выследят и убьют. Даже я, даже твои особенные способности не помогут, если ты не будешь учиться и меняться. Я даже не могу начать обучение родовой магии! Ты просто не выдержишь! То, что тебе надо сделать сейчас — это минимальная необходимость. Дальше нужно будет делать больше. Намного больше! И у тебя нет выбора.
Я задумался. Птицу было по-прежнему жалко, что в словах Любомира была такая искренность, что мне стало не по себе. Может, и правда пора меняться? Сколько можно жить, сетуя на судьбу и неудачи…
— Возьми этого петуха. Или сам отправишься на поля, слабаком, потерявшим род. Как ты в глаза будешь предкам смотреть, а? — продолжал Любомир.
— Ладно, ладно! — сказал я.
После чего стиснул зубы, открыл клетку и аккуратно, но прочно схватил петуха за лапы. Тот пытался сопротивляться, расправлял крылья, квохтал. Но моя решимость только росла. Видимо, петух это почуял — потому что замер и впал в какое-то оцепенение, лишь изредка подёргивая головой.
— Вот так, — одобрительно кивнул Любомир, — правильно. Теперь поднимайся и пошли.
Что происходило на капище, я запомнил плохо. Любомир давал указания, я старался им следовать с максимальной точностью. Когда пришло время, я смог отсечь петуху голову одним ударом. И обрадовался этому — хотя бы обошлось без лишних страданий. Потом мне нужно было наполнить кровью священные сосуды, прочитать, повторяя за духом слова, смысл которых я не понимал.
И вот, когда я подумал, что уже всё закончилось, оно и началось…
Сначала столб в центре капища подёрнулся синим призрачным пламенем. Потом я ощутил нарастающую боль во всём теле. Особенно сильно схватило живот. Так сильно, что я не смог сдержать крика и рухнул на колени. Помню, что Любомир кричал: «Терпи!» Но терпеть сил не было, боль всё нарастала и нарастала. Я начал царапать себе грудь. Мне хотелось вырвать себе сердце и отбросить его в сторону, чтобы оно, наконец, перестало болеть.
Но это всё продолжалось и продолжалось. Боль тупая, ноющая, режущая, обжигающая — и вся сразу накатывала на меня волнами. Я уже не мог кричать, только тонко попискивал, корчась на земле.