Духи Великой Реки
Шрифт:
Удар на какую-то секунду оглушил Перкара, но предостерегающий крик Харки не дал ему совсем потерять сознание. Это сослужило юноше хорошую службу: он оказался на ногах одновременно с Караком. Свирепый Тигр каким-то чудом был еще жив и даже пытался приподняться на переломанных ногах. Оскалив зубы, Карак ударил жеребца по голове; череп раскололся, и конь упал мертвым. Перкар с надеждой подумал – в тот короткий миг, когда он еще мог думать, – что, может быть, менгская легенда правдива и Удачливый Вор и Свирепый Тигр воссоединятся в неведомой далекой степи. Потом для мыслей об этом или
Первые несколько ударов попали в цель, и Чернобог пошатнулся; из ран хлынула золотая кровь. Перкар с воплем яростно взмахнул Харкой, используя его даже не как меч, а как топор, – так он рубил бы сушняк для костра. Карак не отводил от него устрашающего взгляда желтых глаз, но Перкар знал одно: нужно продолжать напор, нельзя дать богу передышки, нельзя позволить страху сдавить сердце и ослабить руку.
Черный кулак врезался в лицо юноши с такой силой, что он почувствовал, как треснула челюсть. Перкар упал на землю, перекатился и вскочил, держа клинок наготове.
Карак высился над ним, все еще в человеческом обличье, но сплошь черный, за исключением желтых глаз. Он укоризненно покачал головой.
– Так вот какова твоя благодарность, красавчик? Я ведь делаю только то, что обещал. Отойди и дай мне закончить дело, которое мы начали с тобой вместе.
– Я не позволю тебе ее убить, – закричал Перкар. – Не позволю даже ради того, чтобы покончить с Изменчивым.
– Она и не умрет, – возразил Карак. – Умрет лишь ее плоть. Хизи станет более могущественной, чем могла мечтать. Иначе она обречена. Спасти ее тело невозможно.
Перкар оглянулся на слабо шевельнувшуюся Хизи; сердце у него оборвалось при виде ее бледного лица и огромной красной лужи. Как в такой малышке может быть столько крови? Это казалось невозможным.
– Ее смерть окажется бессмысленной, если последняя капля крови не упадет в Изменчивого, – настойчиво шептал Карак. – Она умрет, ничего не достигнув, когда могла бы стать бессмертной. Но мы должны поторопиться!
Перкар медленно повернулся к богу-Ворону, понимая, что сделал все, что мог, но проиграл. Однако буря отчаяния, бушевавшая в его груди, вместо того чтобы превратиться в ураган, неожиданно начала успокаиваться.
– Из-за нас с тобой, Карак, погибли все, кто был мне дорог, – размеренно сказал юноша, сожалея, что не нашел более значительных слов – ведь они окажутся для него последними. – Я потерял Пираку и предал свой народ, но за всем этим всегда скрывался ты. Так пусть один из нас – или мы оба – найдет сегодня свою смерть. Ради блага всего мира надеюсь, что умрем мы оба. Что касается меня, то можешь делать со мной, что хочешь.
Карак вздохнул и потянулся к собственным ножнам.
– Очень любезно с твоей стороны дать мне такое позволение. Я мог бы разделаться с тобой так же, как я разделался с ним. – Он указал на чудовищную рыбу. С ужасом Перкар увидел, что у монстра человеческое лицо – лицо тискавы. – Но тебе я дам шанс умереть, обретя Пираку, потому что ты верно служил мне, Перкар Кар Барку. – Карак обнажил меч. – Узнаешь ты этот клинок?
Перкар вытаращил глаза, почувствовав, как пересохло во рту.
– Да, –
– Вот как? Я нашел его в луже крови, здесь, в подземелье этой самой горы. Я закалил его так, чтобы он мог служить мне. И должен тебя поправить: раз ты его бросил, теперь это мой меч.
«В этом клинке таится какая-то странность», – предупредил Перкара Харка, но тому было уже не до предостережений. Внезапная ярость, овладевшая им, превосходила все, что он когда-либо испытывал; она превратилась в мрачное ликование, когда делается безразлично – убить или умереть. Перкар бросился на Чернобога, наотмашь ударив его Харкой.
– Хизи… – бормотал рядом чей-то голос. Девочка повернула голову и увидела Братца Коня, сжимающего одной рукой барабан.
– Дедушка… – прошептала она.
– Ты видишь? Видишь то, что тебе нужно?
– Братец Конь, я умираю.
– Послушай меня, – сердито рявкнул старик. – Я же говорил, что не позволю тебе этого! Не дам умереть! Послушай… – Но тут его глаза закрылись, и он поперхнулся кровью.
– Что? – спросила Хизи, хотя ей и не хотелось ничем интересоваться. Она ощущала странную умиротворенность и легкость.
– Там… – Братец Конь показал на тварь, которая когда-то была Гхэ. – Вон смотри – под поверхностью озера… Загляни под поверхность озера.
Она заглянула. Это было легко сделать – смерть затягивала ее в глубину. Первый, кого она там увидела, был Братец Конь – его дух уже почти разорвал связь с телом; Хизи почувствовала исходящее от него теплое чувство.
«Я могу поместить его в себя, – подумала она. – Как духа, я могу сохранить его в своей груди». – Она потянулась к старику, но над поверхностью озера его рука перехватила ее.
– Нет, – еле слышно прошептал старый менг, – на это у тебя не хватит сил. Я нужен тебе иначе. – Хизи прочла в его глазах веселье, ласку, ободрение. – Передай Хину, что я прощаюсь с ним. Он всегда говорил, что любит тебя… – Его глаза погасли, и Хизи ощутила, как в нее хлынуло пламя, наполняя силой.
Братца Коня больше нет, поняла Хизи. Его рука уже начала холодеть, не осталось никаких следов нитей души.
«Загляни под поверхность озера», – сказал старик Хизи. Дрожа, она последовала его совету, обеспокоенная тем, что может, предаваясь скорби, напрасно потратить его последний дар.
«Воды» озера сомкнулись над Хизи.
«Я умираю, – снова подумала она. – Чернобог ударил меня кинжалом». Теперь наконец Хизи поняла значение слов Карака, увидела, для чего он хочет использовать ее кровь, представила, к каким результатам приведет его замысел. Нужно этому помешать – и Братец Конь увидел, как она может добиться своего, увидел необходимое ей оружие. Он показал на Гхэ.
Хизи видела Карака в потустороннем мире – черные перья и пылающий голубой огонь. Увидела она и Гхэ – его она узнала немедленно. Он все еще напоминал чернильно-черную паутину со светящимися утолщениями украденных душ, сверкающих в опутавших их нитях, как драгоценные камни. Но паутина была порвана, рисунок тела Гхэ нарушен. Чувствуя себя легкой, как перышко, Хизи потянулась к запутавшимся в паутине душам.