Духовный мир преподобного Исаака Сирина

Алфеев Иларион

Символика вина и опьянения иногда перерастает у Исаака в евхаристическую символику. Любовь является пищей и питием, хлебом и вином, которых ежечасно причащаются любящие Бога. Евхаристическая символика характерна для сирийской традиции начиная с Ефрема; Исаак широко использует ее:

Кто обрел любовь, тот каждый день и час вкушает Христа и делается от этого бессмертным… Блажен, кто вкушает от хлеба любви, который есть Иисус… Любовь есть царство; ее Господь таинственно обещал апостолам, что вкусят ее в Царствии Его. Ибо что означает сказанное Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем [953] , если не любовь? Любви достаточно, чтобы напитать человека вместо пищи и пития. Вот вино, которое веселит сердце человека [954] . Блажен, кто испил этого вина! Испили его невоздержанные — и устыдились [955] ; испили грешники — и оставили пути преткновений; испили пьяницы — и стали постниками; испили

богатые — и возжелали нищеты; испили убогие — и обогатились надеждой; испили больные — и стали здоровыми; испили невежды — и умудрились [956] .

953

Лк. 22:30.

954

Ср. Пс. 103:15.

955

Вар. «очистились».

956

I/84 (398–399) = B43 (316–317).

Вера и знание

Нам осталось рассмотреть гносеологию Исаака — его учение о разных видах и степенях знания, а также о соотношении знания и веры. Это учение составляет теоретическую основу его мистицизма и потому должно рассматриваться в контексте всей его мистической системы. Согласно Исааку, вера и знание являются двумя противоположными путями. Приобретение веры означает умолкание знания, и умножение знания содействует угасанию веры:

Душа, проходящая стезями жизни и путем веры и нередко преуспевшая в этом последнем, если обращается снова к способам знания, начинает вскоре хромать в вере, и утрачивается в ней ее духовная сила… Ибо душа, однажды с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связывается изумлением и молчанием, и не имеет возможности снова возвратиться к способам своего знания… Знание противно вере. Вера во всем, что к ней относится, есть нарушение законов знания, впрочем — не духовного знания. Закон знания в том, что оно не имеет власти что — либо делать без изыскания и исследования, а, напротив, изыскивает, возможно ли тому быть, о чем помышляет и чего хочет… А вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далекого от всякого ухищрения и изыскания способов. Смотри, как они противятся друг другу. Дом веры есть младенчествующая мысль и простое сердце… Знание же ставит сети простоте сердца и мыслей, и противится ей. Знание есть предел естества… а вера совершает путь свой выше естества [957] .

957

I/25 (117–119) = B51 (360–362).

Вера, по Исааку, обладает безграничным творческим потенциалом, не будучи скована необходимостью подчинения естественным законам. Знание, напротив, бездейственно вне рамок этих законов. Потому знание со страхом служит естеству, а вера с дерзновением выходит за рамки естества:

Знание сопровождается страхом, вера — надеждой. В какой мере человек ведом способами знания, в такой же мере связывается он страхом… А кто последует вере, тот вскоре делается свободен и самовластен, и, как сын Божий, всем пользуется со властью и свободой. Возлюбивший эту веру, как Бог, распоряжается всяким тварным естеством, потому что вере дана возможность созидать новую тварь, по подобию Божию… Нередко она может все производить и из ничего. А знание не может чего — либо произвести без материи… [958]

958

I/25 (119) = B51 (362).

В этом смысле вера предполагает возможность чуда, тогда как знание исключает эту возможность как не вмещающуюся в рамки естественных законов. Сверхъестественный и чудесный характер веры подтверждается опытом христианских мучеников и подвижников:

Ибо многие по вере входили в пламя, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по поверхности моря шли, как по суше. А все это выше естества, противно способам знания… Эти способы знания управляли миром пять тысяч лет, или немного меньше, или больше, и человек никак не мог поднять голову от земли и осознать силу Творца своего, пока не воссияла вера наша и не освободила нас от тьмы земного делания… Нет знания, которое не было бы недостаточным, каким бы богатым оно нЬ стало. А сокровищ веры не вмещают ни небо, ни земля [959] .

959

I/25 (120) = B51 (363).

Итак, «вера выше знания» [960] , заключает Исаак. Однако понятия веры и знания не являются взаимоисключающими. Напротив, знание приводит человека к порогу веры, и вера является завершением знания:

Само знание доводится до совершенства верой, и приобретает силу восходить ввысь, ощущать то, что выше всякого ощущения, видеть то сияние, которое неуловимо для ума и тварного знания. Знание есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры, и когда достигает ее, уже более не нуждается в нем [961] .

960

I/25 (122) = B51 (366).

961

I/25 (123) = B51 (367).

Несмотря

на такое подчеркивание превосходства веры над знанием, Исаак не был гносимахом, противником умственного развития, проповедником слепой и интуитивной веры. Он рассматривал путь восхождения к Богу не только как путь от знания к вере, но и как путь от веры к знанию. Понятия «веры» (haymanuta) и «знания» (idata) в первом и втором случае имеют разную семантическую нагрузку.

Когда Исаак говорит о преимуществе веры над знанием, он подчеркивает, что речь не идет только о вере как исповедании догматов: речь идет о вере как таинственном опыте встречи с божественной реальностью.

Мы имеем в виду, — пишет он, — не ту веру, какой человек верует в различие достопокланяемых Ипостасей божественной Сущности, в свойства Естества [962] и в чудное домостроительство по отношению к человечеству путем восприятия естества [963] , хотя и эта вера весьма высока. Но мы называем верой ту, что благодатью сияет в душе и свидетельством ума подкрепляет сердце… И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны, невидимое и божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти и открываемое Духом питающимся от трапезы Христовой… И душа устремляется вперед, пренебрегая всякой опасностью в надежде на Бога, на крыльях веры возносится над видимой тварью и бывает всегда как тот, кто опьянен изумлением, в ее постоянном помышлении о Боге; и посредством простого и несложного видения и невидимых прозрений относительно божественного Естества ум привыкает к внимательному размышлению о сокровенности этого Естества [964] .

962

Естества Божия.

963

Естества человеческого.

964

I/28 (131) = B51 (376–377).

Таким образом, вера, о которой здесь идет речь, есть опытное богопознание, мистическое переживание божественной реальности, выражаемое в терминологии «видения», «прозрения» и «откровения». Такая вера выше любого рационального познания, так как выводит человека за его пределы. Термин «знание» в данном контексте означает ту «мудрость века сего», которая есть «безумие перед Богом» [965] . Это «мирское знание», уводящее человека от Бога и противоположное вере.

965

1 Кор. 3:19.

«Мирское знание» является первым видом знания из трех, описываемых Исааком. Оно способствует прогрессу цивилизации, науки и искусства. Это атеистическое знание, в центре которого стоит гордый человек, считающий себя властелином вселенной:

Когда знание следует плотскому вожделению, тогда сводит воедино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, заботу о словесной мудрости, годной к управлению миром сим и являющейся источником обновления в изобретениях, искусствах и науках… По этим отличительным чертам… знание становится противным вере. И оно называется голым знанием, потому что исключает всякую заботу о божественном и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное бессилие, и вся забота его только о мире сем… Не Промыслу Божию приписывает оно управление миром, а все доброе в человеке… кажется ему следствием его собственной сообра¬зительности… В этом — то знании насаждено древо познания добра и зла, искореняющее любовь… В нем надмение и гордыня, потому что всякое доброе дело присваивает себе, а не приписывает Богу [966] .

966

I/26 (125–126) = B51 (369–371).

Однако помимо «голого знания» есть еще христианский гнозис, характеризующийся стремлением познать Бога и приблизиться к нему посредством исполнения заповедей и различных форм подвижничества. Это вторая степень знания, свойственная религиозному человеку, который, однако, в своем восхождении еще не достиг совершенства. Находясь на этой степени, человек совершает «пост, молитву, милостыню, чтение божественных Писаний, разные добродетели», борется со страстями. Душевное знание способствует укреплению человека в вере, однако не является наивысшей формой знания: «Оно указывает сердцу стези, ведущие нас к вере, через него собираем мы напутствие к будущему веку. Но и здесь еще знание телесно и сложно» [967] . Высшей степенью знания, «степенью совершенства», является то, которое выходит за пределы рационального познания. Это знание имеет мало общего с мирской эрудицией, поскольку основывается не на чтении книг, а на проникновении в их смысл через аскетическую практику и богомыслие:

967

I/27 (127) = B51 (372–373).