Дуновение холода
Шрифт:
Кровь блестела на свету — ярко, будто драгоценные камни, я никогда не видела крови такого цвета. Волосы расстелились сбоку, отражая свет, словно сотни маленьких призм. Тело было так неподвижно, что я решила — где-то должна быть страшная рана, нам ее просто не видно. Но тут я заметила, как поднимается и опадает его грудь. Он был жив. Ранен, но жив.
Я прошептала его имя:
— Кристалл!
Он медленно, явно через боль повернулся, лег щекой на мех постели и посмотрел на нас ничего не выражающими глазами, глазами без надежды. У меня от
Кристалл никогда не был моим любовником, но он дрался на нашей стороне. Он помог спасти Галёна, когда тому грозила гибель. Королева объявила, что любой из стражей, кто пожелает, может отправиться в ссылку следом за мной, но отправиться пожелали слишком многие и она отменила свое слишком щедрое предложение. Те, кто успел уйти, были в безопасности рядом со мной. Те, кто не попал в первую партию, которую доставил в Лос-Анджелес Шолто, Повелитель Всего, Что Проходит Между, оказались в ловушке — остались в распоряжении королевы. В распоряжении женщины, которая не любит, когда ею пренебрегают — после того, как открыто предпочли ей другую. И теперь я видела, что думает на этот счет та самая женщина, моя тетка.
Я протянула руку к зеркалу, словно могла дотронуться до Кристалла, только это было не в моих силах. Я не способна на то, что с такой легкостью проделал сегодня Таранис.
— Принцесса, — прошептал Кристалл сорванным, хриплым голосом. Мне понятно было, почему у него такой голос. От крика. Понятно, потому что я не однажды испытала королевское милосердие на себе. Милосердие королевы вошло у Неблагих в поговорку. «Лучше я отдамся на милость королевы», — так говорили о том, чего не хотели делать ни за что.
Андаис считала, что ссылка из волшебной страны ужасней любой пытки, какую она могла выдумать, и не понимала почему фейри порой все же предпочитали изгнание. Точно так же она не поняла, почему мой отец принц Эссус забрал меня и своих домочадцев и поселился среди людей после того, как Андаис попыталась меня утопить — мне тогда было шесть лет. Она считала, что если я настолько человек, что смогу утонуть, то я не настолько сидхе, чтобы оставить меня жить. Примерно так топят принесенного породистой сукой щенка, когда станет ясно, что отцом его оказался не высокопородный, нарочно подобранный кобель, а никому неведомый дворняга, пролезший в дыру под изгородью.
Андаис испытала потрясение, когда мой отец покинул волшебную страну, чтобы растить меня среди людей, и второе — когда, много лет спустя, чуть ли не вся ее гвардия решила последовать за мной в Западные Земли. Она была уверена, что лишиться волшебной страны — участь хуже смерти. Вот только она не понимала, что милосердие королевы стало участью хуже изгнания.
Я смотрела в блестящие безнадежные глаза Кристалла, и горло у меня сжималось от слез, которые я не решусь пролить. Андаис оставила нам подарок — полюбоваться; но она и явно за нами следит, и слезы сочтет проявлением слабости. Кристалл — словно видеоряд к ее сообщению. Наглядный пример. Для нас, для меня. Не
— Прости, Кристалл, — сказала я. — Мне так жаль!
Голос у него раньше звенел колокольчиками на ветру. А сейчас больше походил на хрип:
— Не твоя вина, принцесса.
Он глянул в сторону двери — хоть я не видела, где она, но помнила ее расположение. Лицо его мгновенно закрылось, безнадежность на миг сменилась яростью — но он ее погасил, спрятал, глаза стали такими же непроницаемыми, как и лицо,
Я понадеялась, что Андаис не успела разглядеть секундную ярость. Если успела — она попытается выбить из него непокорность.
Королева величаво вступила в спальню, одетая в свободный, развевающийся черный халат. Он оставлял на виду треугольник белой плоти — плоское совершенство живота, завиток пупка. На высоких тугих бугорках грудей полы халата удерживала тонкая завязка, а то бы он распахнулся полностью. Длинные широкие рукава обнажали руки почти до локтей. Наверное, ее отозвали по важному поводу, если она потрудилась одеться, когда в постели у нее лежал Кристалл. Она с ним явно еще не разобралась — ран маловато.
Длинные черные волосы она собрала в хвост и перевязала красной лентой. Никогда не видела, чтобы она носила хоть что-нибудь красное. Ни ниточки. Красный цвет королеве нравился только в одном случае — если это чужая кровь.
Не знаю почему, но при виде красной ленты у меня живот свело, а пульс зачастил. Андаис села на кровать перед Кристаллом, но так, чтобы ласкать рукой нетронутую кожу его спины. Она поглаживала его бездумно, как собачку. От первого прикосновения он вздрогнул, но потом затих, пытаясь сделать вид, будто его здесь нет.
Королева посмотрела на нас трехцветными глазами: от темного серо-стального до цвета грозовых туч и потом до бледно-бледно-серого, как небо зимой. Глаза отлично сочетались с черными волосами и белой кожей. Та же готская раскраска, как у Эйба, вот только королева круче любого гота на Земле. И страшнее. Андаис жутка, как маньяк-убийца, и при этом она — сестра моего отца и моя королева. И ни того, ни другого мне не изменить.
— Тетя Андаис! — сказала я. — Мы только что вернулись из больницы и должны о многом тебе сообщить.
Мы сошлись во мнении, что королеве надо с самого начала дать понять, что мы воспользовались первой же возможностью рассказать ей обо всем.
— Приветствую мою королеву. — Дойл неловко поклонился, насколько позволяли повязки.
— Я слышала уже немало, — произнесла она голосом, который некоторые считали грудным и полным соблазна. А меня он всегда приводил в ужас.
— О Богиня! Интересно, на что похожи слухи, когда сама правда ни в какие ворота не лезет? — сказал Рис, делая шаг ко мне. Говорил он с улыбкой и обычной своей слегка игривой интонацией.