Дурак космического масштаба
Шрифт:
Я помрачнел. В трех фразах рассказал, что Душка предложил мне сдаться, манипулируя жизнью Леса. Связаться с кем-либо он мне возможности не давал.
— Свинья, — сказал Мерис. — А мальчик?
— Мальчик погиб. Я видел. А вот где Лекус? Просил ребят обыскать "Корону", но пока, ты же со мной сидишь, ни слуху — ни духу…
— Я верю Лекусу, — сказал Колин.
— Значит, не найдём, — я наелся, наконец, и откинулся на спинку кресла. Голова сразу потяжелела. Я понимал, что Мерис нахально увёл меня от разговора о "генетический войсках", но ловить его на слове не хотелось. Устал.
— Сутки, Колин, —
— Могу и двое. Что задумал-то?
Лендслер смотрел на меня профессиональным тяжелым взглядом. Мне очень не хотелось отвечать, но выбора он мне не давал. Я вздохнул.
— Я поговорю с эрцогом. Может быть… Да не знаю я! Просто чувствую, что надо поговорить.
— Тогда отдохни сначала. Это не совет, это — приказ.
Я чуть пошевелил плечами, устраиваясь в кресле удобнее, но тут же меня буквально по башке ударило. У меня же Дерен в ангаре! И никто, кроме меня, его оттуда не выковыряет.
Я встал. Сытая собака радостно упала на спину, пришлось наклоняться и чесать пятнистое щенячье пузо. Удивительно, как Кьё была привязана ко мне, хоть и выпадало нам пообщаться совсем немного.
— Да уж, отдохнёшь тут. Пошли, Кьёша.
Кьё потянулась и затрусила к дверям.
— Ты куда, чумной? — весело спросил Мерис.
— В ангар, у меня там пилот сидит запертый в шлюпке.
Не возьму я с собой больше никого. Дьюп же летает без второго пилота. Хватит уже чужими жизнями рисковать.
Глава 13. "Тем временем…"
— …а вызова всё нет, — регент дома Аметиста лорд Тауэнгибер бросил в рот жвачку. Содержащийся в ней лёгкий наркотик хорошо снимал возбуждение.
Реййем барон Пфайфер принципиально не употребляющий наркотики, развлекательную литературу и женщин, (относя всё вышеперечисленное к субстанциям, одурманивающим сознание), раздражённо рявкнул и уставился в экран общей связи. Экран сиял голубизной, как мысли извращенца.
— Адабаэ та мара нэ тэ, — раздражённо пробормотал барон с жутким провинциальным акцентом, от которого ещё никто из его многочисленной родни не сумел избавиться. Фраза означала в примерном переводе на стандарт "чтоб сдохли и провалились все те кто". На экзотианском фраза имела вполне законченное значение, однако при её адаптации возникали определённые трудности. Дело в том, что "все те" на стандарте — всего лишь, которые "не эти". А по-экзотиански "все те" — обязательно не наши, а значит гады и предатели.
Реййем был четвертым из ныне здравствующих родовых баронов Пфайферов. Ещё живы были его прадед Карл Вильям Пфайфер, отец Вильям Гар и "любимый" племянник — Хервиг. Только дед рано ушёл из жизни. Он оказался необычайно, не по пфайферовски, открыт и деятелен. Вот и доигрался в демократию. Восставшие шахтёры привязали пытавшегося воздействовать на них словесно деда к лазерному буру. Хоронить не пришлось ничего… Деда звали Олаф. Олаф барон Пфайфер.
— Это невыносимо, — сказал регент.
И тут же на пульте коммуникатора зажглось "сообщение дежурного".
— Ну, наконец-то, — выдохнул барон.
Но дежурный доложил всего лишь о прибытии Энрека Лоо, побочного сына эрцога Локьё.
Зал для совещаний "Крематора" на первый взгляд казался выполненным в классическом стиле: сияющие белизной стены, чистые
Регент дома Аметиста был полукровкой, "признанным сыном". Его регентство стало случайной, дурной шуткой судьбы. Попал он в расклад колоды именно, как человек малоизвестный, удалённый от интриг, тот, за кем не стояли серьёзные силы и связи.
После недавней смерти главы дома, Эризиамо Риаэтэри Анемоосто, (или попросту — старого Эрзо), из политических и прочих соображений наследником избрали молодого и особо никого ранее не интересовавшего племянника — Агжелина Энека. Судьба ему была уготована страшная. Энека ждала мясорубка клановых междоусобиц, потому как смерть второго за один год главы позволила бы дому Аметиста взять двадцатилетнюю паузу, дабы сильные догрызлись, наконец, и сошлись на одном имени наследника. Решение о "введении в игру" Агжелина Энека приняли вынужденно, после истребления практически всей линии Рейка Эбэла, одного из действительно потенциальных наследников Дома. По тем же причинам регентом при не достигшем сорокадвухлетия молодом эрцоге назначили почти никому неизвестного побочного сына Эрзо. Веселого, темпераментного южанина, далёкого от столичных сплетен и дрязг.
Новоявленному лорду Тауэнгиберу предстояло стать халифом на час, но судьба извернулась, как гадюка и укусила сама себя за хвост. Юный эрцог неожиданно избежал всех расставленных ловушек, дотянув до конца страшного траурного года, его смерть потеряла смысл, и парня отправили завершать образование на Домус, в одно из родовых гнёзд Истока. А регент оказался на самой вершине айсберга, управляющего союзом домов Содружества. И падать он теперь просто не мог себе позволить — с такой высоты падать ох, как больно.
Даже внешне регент производил странное впечатление: европейские черты лица, кудрявые черные волосы (правда на данный момент череп был гладко выбрит), и золотые глаза на абсолютно черном лице. И еле заметный золотой отблеск словно бы из-под кожи. Весьма экзотическая, даже для экзотики, внешность. Плюс темперамент. Немудрено, что регента очень любили женщины.
Энрихе вошёл и вместо приветствия получил раздражённый визг.
— Сколько можно тебя ждать! — взвыл Пфайфер. — Ты прилетел четыре часа назад! Что могло задержать тебя так долго? Разве на "Леденящем" уже открыли бордель? Ты заставил НАС ждать тебя, Рико! Локьё нашёл, кого посылать!
Энрихе, однако, уже знал, как успокаивать барона. Приподняв в мнимом удивлении бровь, он с холодным интересом уставился на левый обшлаг рукава Пфайфера, где его острые глаза заметили микроскопическую пылинку. Иннеркрайт подождал, пока барон проследит за его взглядом, заткнётся и побагровеет. И символически поклонился регенту, глазами продолжая удерживать взгляд Пфайфера.
— Во-первых, Рико я для папы с мамой, или ты настаиваешь на генетическом анализе, Реййем? Тем не менее, попрошу пока называть меня Энреком, или если угодно, Энреком Лоо.