Дурак космического масштаба
Шрифт:
У Локьё дёрнулся угол рта.
— Ударили тебя по правой щеке, подставь левую, — пробормотал он.
— Да, — сказал мастер Эним. — Ведь ты и заставил слабого ударить тебя.
— А если ударивший сильнее? — спросил я.
Мастер снова улыбнулся.
— Слабее всегда тот, кто ударил. Кто не выдержал и ударил.
— Значит, Энрек всё-таки поступил правильно? — спросил я тихо.
— Нет. Он пытался противопоставить зверю силу. А сила в нас — от зверя.
— Но что он мог? Дать вашугу сожрать себя? И что тогда?
— Тогда многого не было
— А Энрек?
— Кто он тебе?
Я растерялся. Друг? Да с чего бы. Временный напарник? Человек, с которым тебя перепутал некий сановный мерзавец?
— Никто, наверное.
— Это хорошо, — сказал мастер Эним. — Тогда у него есть очень маленький шанс. Пусть остается здесь до тех пор, пока морок не сойдёт весь. Тогда он ещё раз попробует выбрать. По праву проходящего мимо, если ты просишь за него.
Мастер помедлил и внимательно посмотрел на меня чёрными, как космос глазами.
— Ты просишь?
Глава 30. Человек в белом
"Я не понимаю, зачем пишу. Ленивые тела и кривые души дороже теперяшним малого креста света. Они не желают больше учиться у книг. Время записанных истин прошло. Теперь время головидео и Сети, а ловцы душ используют звуки и образы, в которых нет больше смысла. Ведь только слово несло смысл. И в начале мира людей — было СЛОВО. А, значит, наши начала теперь — разные".
Никогда не читайте перед сном философских трактатов!
Агескел захлопнул книгу, перекопированную со старинных плёнок, якобы уничтоженных, как и прочее наследие философской мысли Уходящих.
Одни Беспамятные знают, зачем он взялся перебирать этот хлам! Яд и скверна могут излиться в мозг откуда угодно, стоит только ослабить волю.
Но недаром во все века жгли именно книги. Телепосты — глупы и мимолётны, они застревают в подсознании разрозненными образами, подсаживая потребителя на определённую линейку эмоций. Однако мыслей образы не генерируют и не вызывают в памяти устойчивых мысленных блоков.
Другое дело — книги. Сколько не подсыпай глупости в печатные депы, даже случайно сталкиваясь между собой, слова могут возбуждать идеи.
Слава Беспамятным — уметь читать не значит уметь мыслить. Но и глупые вереницы несвязных идей способны разрушать цивилизации почитающих книги. Книги и идеи — смесь никчемная и взрывоопасная, так как свободомыслие, прежде всего свобода блужданий в словесных образах мира.
Агескел прикрыл глаза и прошёлся бдительным внутренним оком по расслабившемуся телу. "Спать", — приказал он себе, и Гипрос, бог сна, набросил на его сознание тёмное покрывало. Но тут же чья-то рука сдёрнула
Слабый, но навязчивый свет коснулся лица и Агескел открыл глаза. Светильники разгорались. Что за самоуправство? Или — технический сбой? Он приподнялся и замер.
В кресле напротив сидел человек.
Он был среднего роста, русоволос, небрит. На руках и лице — виднелись следы ожогов.
Это был прикованный в синем подвале нежданный гость!
Первой мыслью Агескела было — сон. Второй — наведённое пограничное состояние.
Он незаметно ущипнул себя за руку.
Гость улыбнулся, и мурашки побежали по телу аке, такой жуткой была эта добрая, отеческая улыбка.
— Здравствуй, мальчик, — сказал Гость глухо, но очень явственно, как говорят все, обученные психическому воздействию. — Здравствуй там, где мир твой.
— Как же ты сюда проник, мерзавец? — пробормотал аке, озираясь и не желая вступать в разговор с будущим трупом.
— Я прохожу везде, где мать Вселенная прокладывает свои пути. А вот ты — заблудился, мальчик. Пора бы тебе домой…
Агескел не вслушивался. Он прикидывал расстояние до зоны действия экрана связи. До постели излучение не доходило немного, вредно спать под постоянным электромагнитным контуром.
Интересно, вооружен ли Незваный?
Русоволосый засмеялся и развел руками — беги, мол.
Агескел поднялся с достоинством и шагнул в зону звукового воздействия на экраны связи.
Оставалось щёлкнуть пальцами. Он помедлил, растягивая удовольствие и представляя пленника, поджаривающегося на медленном огне. Улыбнулся.
Гость тоже улыбнулся и сказал мягко:
— Посмотри, поджилки твои трясутся в ожидании моих мучений. Ты болен, Сейво, ты не способен более испытывать удовлетворение от настоящей жизни. Только смерть развлекает тебя.
Агескел вздрогнул, и щелчок прозвучал излишне нервно и громко.
Экран, однако, не зажёгся, чего и следовало ожидать. Незваный Гость хорошо подготовился.
— Кто ты? — сердито спросил Агескел, усаживаясь и сделав вид, что щёлкал, подзывая кресло.
— Я? — удивился русоволосый. — Для многих я — Путник. Но для тебя, аке — я твой Белый Гость. Ты же читал, что к живым иногда приходит человек в чёрном? А к мёртвым приходит человек В БЕЛОМ. Рядом с чёрной бездной лежит белая, ты разве не знал?
— Чушь, детские сказки, — отмахнулся аке. — Поспеши сам признаться, кто ты. Сейчас прибегут мои люди, и ты…
— Не прибегут, — шутя перебил Белый Гость. А ведь до того перебить младшего брата удавалось только старшему. — Я отпустил их. Все твои люди были рабами. В рабах — нет воли. Я дал её и они — ушли.
Аке смерил Гостя долгим недобрым взглядом:
— Если ты врёшь, ты всё равно укорачиваешь жизнь тех, о ком солгал! Подумай о них?
— Зачем мне врать? — пожал плечами Гость. — Я равнодушен к дрожанию бытия. К тебе я пришёл, только потому что таков Закон. Человеческий Закон, аке. Боги не решают за нас, кому жить, а кому умереть. Мать Вселенная принимает всех.