Дурная кровь (в сокращении)
Шрифт:
— Никого не забыли? — спросил Мерсер.
Тедди, прежде чем ответить, взглянул на Майка.
— Ничего нового ты ему не скажешь, Тедди. Думаешь, Мерсер, добравшийся до самой верхушки детективного отдела, ни разу не слышал о расизме? — сказал Майк.
Тедди вздохнул:
— В последнее время у нас пошли совсем темные дела.
— Но разве американские ирландцы не держат подземные работы в своих руках? — спросил Мерсер.
— Поначалу, сто с лишним лет назад, так оно и было, детектив. Да и кто бы еще полез под землю? — произнес Тедди. — Иммигранты — без образования, без ремесла, зато с крепкими головами.
— И что же, до сих пор никаких трений между ними не происходило? Как-то не верится.
— Время от времени стычки случались, конечно. Но когда ты спускаешься с кем-то под землю на сотни футов, то доверяешь ему свою жизнь, даже если жениться на его сестре тебе совсем не хочется.
— А что вы теперь не поделили? — спросил Мерсер.
— Теперь многие виды работ выполняются механизмами, не каждый из нас может с уверенностью обещать сыновьям место работы, а черные жалуются, что их выставляют на улицу первыми. Я назову Майку имена людей, с которыми ему стоит поговорить. Тут не всякий сгодится.
Майк сходил к холодильнику, налил себе большой стакан молока и, вернувшись, прислонился к стене рядом со мной.
— Сваришь нам с Тедди кофе, перед тем как мы отправимся работать?
— Конечно.
— Сколько тебе лет, Тедди? — спросил Майк.
— Сорок три.
— Точно как Мерсеру. Женат?
Тедди кивнул и отломил корочку от последнего ломтя пиццы.
— Надо будет поискать под землей мужика, который любит черный кофе, английские оладьи и обеды из подсохшего сыра с черствыми крекерами. Это все, что умеет готовить Куп. Женщина она свободная, и, может быть, парень, научившийся хорошо орудовать кувалдой, справится и с ней. А твоя жена тоже из семьи копателей?
— Конечно. Никто другой нашей жизни не понимает.
— Но кто такие «песчаные кабаны», если серьезно? — спросила я.
— Союз туннельных рабочих, — ответил Майк. — Полторы тысячи человек.
Тедди ответил намного подробнее:
— Рабочие, занимающиеся прокладкой воздуховодов, сооружением кессонов, туннелей подземки, водонепроницаемых перемычек и канализации.
— И чтобы не говорить так длинно, вы называете себя «песчаными кабанами», — но почему именно так?
— Вы ведь Большой мост знаете? — вопросом на вопрос ответил Тедди.
Невозможно быть ньюйоркцем и не любить величественный результат трудов Джона Реблинга, задумавшего в 1867 году перекинуть через Ист-Ривер самый длинный в мире подвесной мост.
— Бруклинский? Конечно. Он виден из окна моего кабинета.
Его гигантские каменные опоры величаво возвышаются на самом краю гавани; его пешеходные дорожки и поныне остаются лучшими смотровыми площадками, с которых можно любоваться очертаниями небоскребов Манхэттена.
— Идея Реблинга была очень рискованной, Алекс. Вся конструкция моста зависела от крепости его опор, а для того, чтобы их построить, приходилось опускать на дно реки огромные деревянные короба — кессоны весом 27 500 тонн и размером в половину городского квартала. Снизу они были открытыми, а сверху их придавливали,
— Не понимаю, как это можно было сделать.
— Тедди, друг мой, перед тобой женщина, для которой и тостер — хитроумнейший из приборов, — сообщил Майк, — так что объясняй ей все поподробнее.
Тедди улыбнулся:
— Знаете, Алекс, ничего столь же огромного, как эти кессоны, никто никогда не видел и уж тем более не опускал в мутные воды Ист-Ривер. Там требовались бесстрашные люди, которые спускались в кессоны по стальным трубам — воздушным шлюзам, так их называли. И, спустившись, они вынимали песок и грунт со дна реки.
— А как же вода?
— В кессоны накачивали — по тем же трубам — сжатый воздух, и он вытеснял воду. Зато легкие человека этот воздух обжигал, точно раскаленные иглы.
— Но именно сжатый воздух и позволял людям оставаться в живых, — вставил Майк.
— Или убивал их, — уточнил Тедди. — Грудь работавшего там человека вдвое увеличивалась в объеме, голос у него становился тонким, его мучили ужасные головные боли. Рабочая смена продолжалась в этих коробах три-четыре часа, больше никто не выдерживал.
— Но почему же люди… — начала я.
— Потому что, если ты сходил в Америке с корабля, а на пропитание тебе заработать было нечем, — сказал Майк, — ты волей-неволей шел на эти работы.
— А когда сжатый воздух не помогал или когда рабочие натыкались на глыбу, уходившую в глубину футов на пятьдесят, вода начинала бить в кессон, точно из гейзера, — продолжал Тедди. — Люди тонули, их впечатывало в грязь, легкие у них разрывались от давления.
Он помолчал.
— Потом, несколько лет спустя, такие же работы производились при прокладке туннеля под Гудзоном, и когда наши ребята спустились ниже уровня дна, то наткнулись на зыбучие пески. Вот тогда и появилось это прозвище.
Майк снял со спинки стула свой блейзер.
— За сто лет «песчаные кабаны» построили под Нью-Йорком целый город. Линии и станции подземки, водоводы. Благодаря ему мы здесь и живем. Но это город, о котором мы вспоминаем не часто.
— И тому есть причина, Майк, — сказал Тедди, вставая из-за стола. — Это город смерти.
Арти Трамм, не закрывая рта, делился со мной новостями и сплетнями с той минуты, как я вошла в зал номер 83. Времени было половина одиннадцатого утра, четверг. Я приехала в центр города на машине, двигавшейся так же медленно, как проходившие через Вест-Сайд поезда подземки, — их то и дело задерживали, поскольку в туннелях велось расследование.
— Меня в эти туннели калачом не заманишь, — сообщил, облокотившись о перегородку, Арти. — У меня клаустрофобия. В газетах пишут, что они уходят под землю на высоту небоскреба.
Зал суда был еще пуст, я раскладывала папки, ожидая появления главных персонажей.
— Я тебя отлично понимаю. Свежий воздух, дневной свет — и ничего больше.
— Теперь мы целый год будем пить воду, которая подается по этой трубе, и гадать, не плавают ли еще в ней руки-ноги тех парней.
— Каких парней? — По дороге сюда я все время слушала радио, однако о жертвах взрыва в новостях ничего не говорилось.