Дурная привычка
Шрифт:
В зале оставаться было опасно: потолок потрескивал и мог обвалиться в любой момент.
Возле колонны мы наткнулись на алтарь. Из-за него, щурясь и прикрываясь рукой от света фонарей, медленно покачиваясь, будто змея из корзинки, высунулся контуженый патриарх. Он был старым и дряблым. Дряблым даже для бюреров, кожа которых и в лучшие годы жизни свисает уродливыми складками. Патриарх закашлялся, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то пропищал, и мы заметили, как обломки каких-то стальных конструкций вокруг зашевелились, а некоторые куски поднялись в воздух. Черно-белые, в лучах фонарей, железки покачивались в притягательном хороводе. Гипнотизирующие движения патриарха и кружение железа слились в единый танец,
Сухой выстрел раздался неожиданно. Наваждение исчезло. Я повернулся. Леха опускал «Абакан», ствол которого ходил ходуном в трясущихся руках. Карлик, с прострелянной головой, рухнул на алтарь. Железки с грохотом посыпались на пол, вздымая густые облака только что осевшей бетонной пыли.
— Вот не думал, что они еще и гипнозом владеют. — прохрипел Ледокол, потом откашлялся и продолжил, неожиданно сорвавшись на крик: — Дети подземелья, мать вашу! Военные разработки, чтоб им пусто было! Генетики долбаные! Природу они улучшают, идеальных солдат делают! Вам бы с таким встретиться, уроды! Чтоб у вас последние мозги отсохли, чтоб глаза повылазили! Твари! Ненавижу! Что с землей сделали, изверги! Доигрались, сволочи! Тут теперь только мутанты жить могут! Ну, Хозяева, где же вы?! Покажитесь! Ну!!! А-а-а-а…!
С Лехой случилась истерика. Такое бывает с сильными людьми, которые очень долго скрывают в себе переживания. Но, когда-то, плотина должна была прорваться и дать выход всему накопившемуся. С Ледоколом это произошло сейчас. Он зло ударил по алтарю бюреров, потом несколько раз выстрелил в тело патриарха, столкнул его ногой с возвышения и принялся палить длинными очередями в потолок, безумно хохоча и захлебываясь собственным смехом. Я спрятался за колонну, боясь попасть под шальную пулю.
Только когда «Абакан» щелкнул затвором, Леха рухнул на колени, уронил автомат, звонко ударившийся о бетон, и завыл, обхватив шлем руками. Я выглянул из-за колонны. Леха всхлипывал, стоя на коленях и уперевшись лбом в пол. «Абакан» лежал рядом. Я подошел и поднял оружие напарника. Тот замолчал, и лишь подергивание плеч выдавали сухие рыдания, рвущиеся из лехиной груди. В наступившей тишине отчетливо слышался все усиливающийся хруст осыпающегося потолка, окончательно растревоженного стрельбой Ледокола. Я поднял голову, и мне на забрало упало несколько мелких камешков.
— Леха, — я потряс напарника за плечо. — Бежим! Тут сейчас все рухнет к чертовой матери! Давай скорее!
— Оставь, Крохаль! — Леха вяло отодвинул мою руку. — К чему эти трепыхания? Зона не исчезнет, ты это и сам понимаешь! Так зачем биться об стену, если это не поможет?
— Леха! — я схватил напарника под плечи и поволок его по пыльному полу в сторону прохода, выдыхая в такт движениям: — Нельзя… сдаваться! Надо… идти… до конца! Борись,… Леха!.. Борись!.. Иначе,… к чему… все эти… смерти:… Охотник,… Серж,… Граф,… Кузя, наконец! Вспомни их,… тех,… кто остался… лежать… в Проклятой… Земле!.. Вспомни их!.. Вспомни тех,… кто первым… пришел сюда,… вооруженный… только… охотничьим… ружьем!.. Вспомни… первых сталкеров!.. Вспомни!.. Вспомни… о тех,… кто без раздумья… кидался… в огонь… ядерного пожара… на Станции,… закрывая… своим телом… других,… и нас с тобой… тоже,… между прочим!.. Подумай о… вертолетчиках,… тушивших… реактор,… о врачах,… лечивших… пострадавших… при аварии,… о пожарных,… первыми… бросившихся… на штурм… огненной стены… в энергоблоке!.. Вспомни… о тех, кто… на крыше работал,… разбирая… завалы,… о
Автомат Лехи нещадно бил по меня щиколоткам, «Гроза» то и дело сползала с плеча и падала на пол, путаясь в ногах. Мне приходилось останавливаться и поправлять ношу. Глаза заливал горячий соленый пот, заставляя лицо, разбитое при падении на дно колодца, болеть. Но я тянул и тянул напарника к спасительному коридору, не думая о том, кто нас там может встретить. Потолок трещал все более и более отчетливо, и струйки песка, вперемешку с бетонной крошкой сыпавшиеся сверху, уже превратились в настоящие потоки.
До зева туннеля оставалось еще метров пять-семь, когда своды зала начали обваливаться. В пыли и темноте не было этого видно, но я, услышав характерный треск, перешедший в грохот, отчетливо представил, как, колонна, удерживающая свод, подломилась у основания и завалилась, расколовшись на несколько фрагментов. Следом за ней рухнули части куполообразного потолка, а за ними посыпались тонны грунта. Процесс этот начался с середины зала и расширялся, будто воронка, засасывающая камни и песок с поверхности.
Я дотащил-таки Леху до туннеля, своротив по пути пирамиду из черепов, упал внутрь и утянул «Долговца» за собой. Сил двигаться дальше у меня просто не было. Если бы камни обвала полетели в туннель, то я не смог бы даже увернуться от них. Но огромный кусок плиты, рухнувший сверху сразу после того, как мы ввалились в проход, отгородил нас от зала. За плитой слышался грохот обваливающихся конструкций, сама преграда ощутимо подрагивала, но в коридоре, где мы с Лехой оказались, было относительно спокойно.
Я лежал, закрыв глаза, полностью опустошенный. Сил у меня уже не осталось. Мне хотелось только уснуть и не просыпаться несколько дней. А когда проснусь, я хотел, чтобы кошмар последних недель остался там, во сне. Вся Зона осталась бы во сне, а я бы очутился под пушистым одеялом дома. И рядом чтобы стояла тарелка с булочкой и чашка какао, с густой пенкой, как варила его мама.
Обвал за стеной прекратился, и в туннеле наступила могильная тишина. Лучи наших фонарей прорезали пыльный воздух и упирались в потолок, построенный, как и стены, из дугообразных чугунных блоков, уложенных на манер кирпичей в кладке. Только скреплены блоки были не цементом, а огромными болтами, прошивавшими их чугунные стенки. Пол, на котором мы лежали, был бетонным, и по нему куда-то в темноту убегали рельсы узкоколейки.
Пятно моего от фонаря не шевелилось, высвечивая один и тот же участок потолка. Я уже посчитал, сколько чугунных блоков перекрытия мне можно видеть, запомнил, какой из них растрескался, а какой наоборот, отливает тусклым матовым свечением. Лехино же пятно монотонно перемещалось из стороны в сторону. Похоже, напарник качал головой.
Наконец, Ледокол успокоился и пришел в себя. Пятно на потолке остановилось, потом качнулось и передвинулось на стену — Леха встал. У меня сил пошевелиться все еще не было. Я только смог сощуриться, закрываясь от света, когда Леха склонился надо мной.
— Крохаль, — позвал меня напарник. — Ты как?
— Бывало и лучше! — честно признался я. — Думаешь, твою тушу легко тащить? Сядь уже на диету, что ли!
— Ладно! Прости! — Леха протянул руку, чтобы я мог подняться. — В расчете, напарник?
— В расчете! — согласился я и встал на ноги, опираясь на лехино плечо.
Ледокол поднял «Абакан», оброненный мной при падении, перезарядил его, протер стекло налобного фонаря и приосанился, пытаясь явить вид бравый и воинственный. Но в потрепанном запыленном костюме у него это плохо получилось.