Дурной сон
Шрифт:
— Мне так жаль, Бьянка, — пробормотал Хичкок, его темные глаза потеплели от сочувствия, когда он взял мою ладонь в обе свои большие темные руки. — Я хотел бы что-то сделать... Хотел бы заставить тебя остаться.
Моя улыбка была плоской, как старая сода, но я поставила себе пятерку за старание.
— Это очень мило с твоей стороны.
Его рот скривился в одну сторону, и он глубоко вздохнул.
— Я просто хотел сказать, пока у меня есть шанс... ты не знаешь этого, я наблюдал за тобой и могу сказать, что ты не понимаешь, но твоя
Я моргнула.
Мы с Хичкоком были друзьями с первой недели моего пребывания в городе. Он тоже был новеньким, иммигрантом из Индии, который говорил на безупречном английском с сильным акцентом, над которым несколько детей смеялись в кафетерии. Я сразу же села рядом с ним, загораживая ему вид на другой стол и разговаривая с ним поверх их хихиканья.
Мы не говорили об издевательствах.
Думаю, вместо этого говорили о гипнотических автопортретах Амриты Шер-Гил.
Зоуи присоединилась к нашей маленькой группе через несколько недель, когда ее лучшая подруга переехала. Мы тусовались в школе во время обеда и нечасто по выходным, потому что мне нужно было заботиться о Брэндо, у блестящего Хичкока уже была работа в местной газовой компании в отделе информационных технологий, а Зоуи была в школьной команде по плаванию.
Мы были друзьями, но до сих пор я не знала, насколько я их ценила. Или как сильно они ценили меня.
— Спасибо, Хич, — пробормотала я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его в щеку.
На мое плечо навалилась тяжесть и вырвала меня из объятий друга. Дрожь пронеслась по позвоночнику, как липкая молния, сотрясая все мое тело.
Не оглядываясь через плечо, я знала, кто грубо обошелся со мной.
В основном потому, что был только один мужчина, который когда-либо делал это.
Но еще и потому, что прохладный сентябрьский полдень был наэлектризован, как пульсирующая в атмосфере надвигающаяся буря.
Тирнан прибыл.
— Ты целуешь всех, кто отдает дань уважения? — Его голос был холодным, он струился по моей спине, как ледяная вода.
Когда я попыталась вырвать свое плечо из его хватки, его пальцы сжались еще крепче, и он притянул меня к своему торсу. Внезапный жар его тела на моей холодной коже снова заставил меня задрожать.
Я откинула голову назад и посмотрела на него. Его бледные глаза светились из тени, отбрасываемой тяжелыми нахмуренными бровями, шрам, рассекающий щеку, побелел от напряжения.
— И что с того? — возразила я, выпячивая вперед подбородок.
Он тихо фыркнул, и его горячее дыхание коснулось моего лица.
— Если ты хочешь использовать похороны своей матери, чтобы подбирать мужчин, полагаю, это твоя прерогатива.
Я уставилась на него, ярость разгорелась в пустоте, где было мое сердце, освещая каждый холодный дюйм меня пламенем.
— Как ты смеешь? — резко прошептала я.
— Как ты смеешь? — возразил он, быстро отпустив меня и
Мистер Хатри моргнул, глядя на него из-за своих толстых очков, а миссис Хатри тихонько хихикнула рядом с ним.
— Рейанш, — прошептала она. — Он похож на молодого Кэри Гранта.
Я боролась с желанием закатить глаза.
Семья Хатри была одержима фильмами Альфреда Хичкока, отсюда и имя их единственного сына.
— Если бы он был весь в шрамах и чертовски груб, то может быть, — тихо сказала я.
Хичкок ухмыльнулся мне. Он слышал все о парне моей матери.
Бывшем парне, я полагаю.
И все же вот он, внезапно встал рядом с Брэндо и мной, словно мы были одной семьей, принимая соболезнования от участников похорон. Он был весь очарование и мягкое страдание, идеальный парень с разбитым сердцем.
Мне было тошно смотреть на него.
Хуже того, я ненавидела Аиду за то, что она ушла от нас, не оставив никого, кроме него.
— Теперь мы можем идти домой? — спросил Брэндо, взяв меня за руку, чтобы я прислонилась к его боку.
Всхлип расцвел в моем горле и застрял там, когда я тяжело сглотнула.
— Запомни, Брэндо, мы не можем вернуться домой. — Технически, мы могли бы вернуться в дом, но фирма Елены уже выставила его на продажу, чтобы погасить значительные долги Аиды по кредитным картам. У нас оставалось немного денег, потому что мы использовали последние папины деньги, чтобы купить дом, но это было немного. Забавно было думать, что когда-то я воспринимала деньги как должное. — Мамы больше нет, и нам нужно найти новый дом.
Опять.
Но я этого не сказала.
Брэндо был слишком мал, когда умер отец, чтобы помнить, как мы почти за одну ночь превратились из богатых в нищих, переехав из красивого особняка, которым он владел в Далласе, в этот маленький домик в этом маленьком городке.
— Тирнан может взять нас с собой домой, — предложил Брэндо, слезы блестели в его больших глазах, когда он смотрел на меня. — Правда?
— Ты не хочешь идти с ним, — сказал я с принужденным смехом. — Он злой, старый парень.
Я наблюдала, как его полная нижняя губа поджалась и подрагивала. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло:
— Но куда еще мы пойдем? Кто нас возьмет?
Отчаяние пронеслось сквозь меня, как призрак, оставив после себя холод до костей.
Я не знала.
У меня не было ответов, а Брэндо был еще ребенком, и у него были только вопросы. Как его сестра, его единственная семья, я чувствовала себя ответственной за то, чтобы утешить его, хотя понятия не имела, как утешить даже себя.
— Вы пойдете со мной, — сказал Тирнан, внезапно оказавшись перед нами: остальные скорбящие разошлись по своим машинам, лишь некоторые задержались, чтобы почтить память на могиле, прежде чем отправиться дальше.