Душа и слава Порт-Артура
Шрифт:
После цзиньчжоуского боя и отхода к Волчьим горам позиция была занята охотничьими командами, наблюдавшими за действиями японцев, а когда Кондратенко уговорил Стесселя вывести войска на передовые рубежи, началось ее укрепление. Охотничьи команды усиливались частями пехоты и артиллерии. В итоге позицию заняли девять батальонов, 16 охотничьих команд при 38 орудиях и восьми пулеметах. Резерв из шести батальонов и 32 орудий оставался на Волчьих горах. Наибольшее количество войск, занимающих передовую горную позицию, было сосредоточено на левом фланге — от высоты 139 до Иченазы. Этот участок занимали части Фока. Сюда же он стянул всю артиллерию. На правом фланге,
13 июня после ожесточенной артиллерийской подготовки японцы перешли в решительное наступление против правого фланга русской позиции. Наступление поддерживали с моря два крейсера и 16 миноносцев. Правда, скоро в бухту Лувантан вошли русские крейсера «Новик» и «Всадник», канонерки «Отважный», «Гремящий», «Бобр», 14 миноносцев, которые, отогнав японцев, в свою очередь, стали обстреливать фланг японских позиций. Ушел русский отряд, только расстреляв все снаряды, к тому же и к японцам подошло подкрепление в количестве пяти крейсеров.
11-я японская дивизия обрушилась на три батальона и пять охотничьих команд, занимавших здесь оборону, сбила их с высот Уайцелаза и 131 и атаковала Куинсан. Командующий 3-й армией японский генерал Ноги не без оснований считал, что, пока Куинсан в руках русских, порт Дальний только формально можно считать своим, настолько хорошо он оттуда просматривался.
К 9 часам утра японцы достигли подножия горы, а примерно через час началась сама атака Куинсана. Позиции на горе обороняла только рота стрелков с несколькими орудиями. Несмотря на это, японцы несли большие потери. Сибиряки стояли насмерть. Склоны горы постепенно покрывались зелеными фигурами убитых японцев. Весь день продолжался неравный бой. Японцам наконец удалось подвести на расстояние двух верст свою батарею, которая с большим трудом подавила последнюю исправную пушку на русских позициях. Но и тогда наступающие колонны были встречены губительным ружейно-пулеметным огнем. И только после того как правые колонны японцев заняли высоты значительно севернее Куинсана и установили на них свои батареи, их фланговый огонь стал приносить результаты. Сплошная стена огня и пыли стояла над горой. Сибиряки готовились к последней штыковой контратаке, когда пришел приказ Фока оставить позицию. Вслед за Куинсаном были очищены и Зеленые горы.
Оставление этой позиции грозило тем, что японцы, пройдя Лувантанской долиной, могли отрезать 4-ю дивизию от 7-й. Надо было срочно принимать меры, но Фок и не думал контратаковать. Однако теперь на позициях были и части 7-й дивизии.
Кондратенко, получив известие о прорыве японцев, немедленно дал указание на усиление правого фланга. Туда была послана скорострельная артиллерия, с поддержкой которой 26-й полк его дивизии начал подготовку к контратаке. Сам он направился в штаб Стесселя, где заявил, что немедленно отбывает на позиции и, помня обещание последнего, надеется сопровождать генерала на перевалы.
Стессель, привыкший к спокойному, рассудительному тону Кондратенко, воспринял предложение как продолжение давнего разговора. Кроме того, события последних дней требовали немедленной встречи с Фоком.
После цзиньчжоуского боя генерал Смирнов сумел довести через двух офицеров Генерального штаба, капитанов Одинцова и Ромейко-Гурко, до сведения Куропаткина и Алексеева о множестве нелепостей в полководческой деятельности начальника Квантунского укрепрайона. Куропаткин по некоторым данным и особенно донесениям Стесселя и сам понял, что последний просто не соответствует
Вот это письмо и волновало сейчас более всего Стесселя, так что отказываться от предложения Кондратенко было нельзя. Телеграммы вместе с копиями для Смирнова попали в руки начальника штаба укрепрайона полковника Рейса, с ними можно было погодить, а что делать с письмом — мог посоветовать только Фок…
«Да, надо ехать, — думал он, глядя на генерала Кондратенко. — Эта поездка в войска сейчас, как никогда, кстати. Да и стрельбы пока особой нет». Подведя такой итог, он сразу успокоился.
— Полковник Рейс, через полтора часа отправляемся на перевалы. Подготовьте поезд. Меня сопровождают генералы Кондратенко и Никитин.
Полтора часа затянулись почти на целый день. Пока готовили вагон для Стесселя, пока подбирали конвой и путевую бригаду, пока спешным порядком разрабатывали карту, Роман Исидорович не находил себе места. Он уже не раз обругал себя за то, что пригласил Стесселя. Кондратенко понимал, что скорее всего никаких толковых указаний от начальника не получит, но втайне надеялся на его поддержку в неминуемом споре с Фоком. Наконец, волновало и то, что предстоял первый в жизни бой. То дело, ради которого он столько учился, для которого едва ли не всю сознательную жизнь готовил себя, приближалось. Он уже дважды побывал в крепости у стрелков 28-го полка, изучил карту со своим начальником штаба Науменко (он тоже ехал с ним), но время как будто остановилось.
Наконец к вечеру поезд тронулся. В салоне Стесселя сразу принялись за ужин, но Кондратенко там долго не задержался. Остаток пути он провел с начальником штаба, пытаясь по карте вникнуть в обстановку на перевалах.
Прибыли на позиции 20-го днем, а утром 26-й полк дивизии Кондратенко, усиленный артиллерией, сбил японцев с Зеленых гор и занял высоту 193.
Кондратенко, едва поезд прибыл на разъезд 11-й версты, хотел отправиться в полк, но состав встречал Фок со своим штабом, и началась обычная церемония — представление, доклады, разговоры о неудачах Штакельберга…
Роман Исидорович в общий разговор не вступал, а пытался расспросить начальника штаба 4-й дивизии полковника Дмитриевского о положении на фронте. Докладывал тот толково.
— Евгений Николаевич, — повернулся Кондратенко к своему начальнику штаба, — попрошу освежить обстановку на карте, да и пора к своим…
Через полчаса Науменко доложил, что разрабатывать карту тяжело, так как она окончательно устарела.
— Ну что же, значит, тем более пора на месте разбираться, — прервал его Роман Исидорович, — пойду убеждать Стесселя.
Трудно сказать, сколько бы сил пришлось для этого приложить, если бы не Фок. Начальник 4-й дивизии, казалось, только искал повода для ссоры с Кондратенко — сразу принял его предложение в штыки. Но Роман Исидорович не думал уступать. Началась перепалка, коней которой положил Стессель, приказав составу двигаться. Поезд прошел еще пару верст и стал. Дальше надо было двигаться верхом. Разгрузка лошадей из теплушек затягивалась. Кондратенко решил не дожидаться, а ехать к себе. Стессель не возражал. Он давно хотел остаться с Фоком наедине — карман его мундира жгло письмо Куропаткина, требующее разговора с другом.