Душа и тело
Шрифт:
–Нет, Миа, это просто несварение желудка после антибиотиков, – в большей степени для самой себя открестилась я, – тебе, может, еще подложить?
–Давай немножко, – вошла во вкус Миа, – как ты вкусно готовишь, вот Эберту повезло. А я эту готовку ненавижу, обычно заказываю еду или у мамы в пекарне что-нибудь беру… А теперь мамы не стало… О, боже, я поверить не могу, что ее больше нет, а убийца останется жить. А ведь раньше я думала, что Йенс –хороший человек, он строил маме дом, делал ремонт и был всегда добр к нам с Леони. Как же мы все в нем ошиблись, Беата!
ГЛАВА IX
–Ты извини, что я вмешиваюсь не в свое дело, Миа, но, если честно, мне всегда казалось, что вы с Йенсом не особо ладили, – с максимально возможной деликатностью заметила я, невольно вспомнив прошлогодние посиделки
–Ну, как тебе сказать, – Миа задумчиво поковыряла вилкой в скудных остатках салата, во всю длину вытянула обутые в стоптанные тапочки ноги и глубокомысленно произнесла, – понимаешь, Беата, мне вообще было как-то по фигу на него… Мама нас познакомила, я посмотрела, вроде нормальный мужик, и всё. Мы как раз с Лукасом начали жить вместе, мне не до Йенса было. А потом, они с мамой стали постоянно ругаться, Йенс стабильно пьяный, грязный, короче, вечно ушатанный, мама злилась на него, ей было стыдно с ним на людях появляться, ну и пошло-поехало… Нет, ну он правда погнал уже совсем, это тебе любой скажет. Мама его сколько могла терпела, мыла, кормила и все-такое, но она же ему в няньки не нанималась! Как она еще с Хайнцем договорилась насчет жилья для Йенса? Он там, в этом Хорнебурге, свободу почувствовал и быстро забыл, кому он всем обязан. Мама меня волновать не хотела, поэтому мало что рассказывала, я и не знала, что Йенс себя с ней по-скотски ведет. Знала бы, давно бы попросила Лукаса, или вон, твоего Эберта, мозги ему на место вправить, может, и мама была бы сейчас жива… Беата, я не могу поверить, что мамы больше нет… Беата…
Я молча гладила Мию по содрогающимся плечам, ждала, пока поток ее слез, наконец, иссякнет, и с невероятным трудом сдерживала в себе желание стремглав выбежать на улицу, вдохнуть свежего воздуха и хотя бы несколько минут просто побыть наедине с собой. Но Миа всё ревела и ревела, и для беременной девушки, только что трагически потерявшей мать, ее поведение выглядело исключительно естественным образом, однако, я всем сердцем жаждала, чтобы она успокоилась и желательно задремала.
–Милая, ты прилечь не хочешь? – в лоб спросила я, отчетливо сознавая, что, если Миа сию же минуту не перестанет плакать, я неминуемо последую ее заразительному примеру. Только в моем случае это будут вовсе не горючие слезы искренней скорби, а злые, полные обиды на вселенскую несправедливость рыдания. Или даже гораздо хуже – я начну яростно сметать со стола посуду, вдребезги бить тарелки, переворачивать мебель и с волчьей тоской выть от безысходности, потому что отчасти Миа была права, пусть она и рассматривала ситуацию с неверного ракурса. Вчера я должна была остаться в Хорнебурге, вот что со стопроцентной гарантией спасло бы Ханну от смерти, а Йенса от обвинений в убийстве.
–Нет, – категорично отвергла мое заманчивое предложение основательно наревевшаяся Миа, – как только я закрываю глаза, то сразу же вижу маму и этого проклятого Йенса. Знаешь, мама все время боялась, что рано или поздно он напьется до беспамятства, устроит пожар и сгорит заживо в своем сарае, беспокоилась за него, проверяла, как он там… А он ее задушил…
–Всё, Миа, подумай о ребенке! – единственное, о чем я сейчас мечтала, это соорудить самодельный кляп из тканевой салфетки и наглухо заткнуть Мие рот, но старательно гнала подобные намерения прочь, причем, удавалось мне это с каждым мигом всё сложнее и сложнее. Никогда до этого я не ощущала настолько ярко выраженного морального дискомфорта: я разрывалась между голосом разума и зовом сердца. Логика и факты были всецело на стороне Мии, но душа неистово протестовала каждый раз, когда в адрес Йенса звучали обличительные фразы. А еще меня жестоко терзало чувство вины: если Йенс на самом деле убил свою гражданскую жену, то меня впору было привлекать за соучастие – если бы я настояла на своем, если бы я уговорила Йенса уехать, да что там, если бы у меня хватило смелости выйти навстречу Ханне и Эберту, всё непременно сложилось бы иначе. Сколько различных «если», отныне не имеющих равным счетом никакого значения для чуждой сослагательного наклонения истории.
–Да, да, -заключительным аккордом всхлипнула Миа, но вдруг снова зашмыгала носом,– моя малышка никогда не
Похоже, первая стадия озверения неумолимо подкрадывалась и ко мне самой. Желание схватить Мию за волосы и принудительно отволочь ее в спальню невыносимо жгло меня изнутри, но каким-то нечеловеческим усилием я продолжала сочувственно улыбаться.
–Пожалуй, мне все-таки надо лечь, – надеюсь, Миа не заметила шумного вздоха облегчения, бесконтрольно вырвавшегося у меня из груди,– Беата, ты ведь посидишь со мной?
–Конечно, дорогая! – с энтузиазмом кивнула я, помогла девушке встать и заботливо взяла ее под руку. Грузно переваливаясь с ноги на ногу, Миа медленно доковыляла до спальни и в изнеможении упала на постель.
–Беата, если я усну, а мне вдруг позвонит Лукас, или сестра, ответишь на звонки, ладно, – жалобно попросила Миа, -скажешь, что у меня нет сил разговаривать…
–Не волнуйся, я всё сделаю! – пообещала я, – сейчас я закрою шторы, чтобы тебе не мешал свет… Вот и замечательно. Спи, Миа, я рядом.
Довольно быстро девушка забылась чутким, поверхностным сном, а я с ногами забралась в кресло, подтянула колени к подбородку и какое-то время просто наслаждалась долгожданной возможностью побыть в тишине, нарушаемой лишь сопением Мии. Меня всё также неприятно подташнивало, и, машинально обращая взгляд на огромный живот Мии, я постепенно впадала в настоящую панику. В своем нынешнем состоянии я была согласна на любой диагноз, кроме беременности, и слабая надежда на желудочно-кишечную первопричину вышеупомянутых симптомов по-прежнему теплилась у меня в душе. Я не планировала оставаться в Германии ни при каком раскладе, и, если подозрения Мии оправдаются, я готова была пойти на самые радикальные меры. С моим браком было формально покончено еще вчера, и лишь благодаря неудачному стечению обстоятельств, Эберт до сих пор считал меня своей женой. Я собиралась поговорить с ним этим утром, но страшная новость всё перевернула вверх тормашками, сейчас я толком не знала, с чего начать. Расставить все точки в отношениях с Эбертом или прежде всего попытаться прояснить судьбу Йенса.
В хаотичное течение моих разрозненных мыслей ворвался телефонный звонок. Я рывком схватила трубку и пулей вылетела из спальни, чтобы не разбудить Мию.
–Миа, ты? – басовито уточнил Курт и, судя по всему, уже вознамерился выложить стандартный набор банальных утешений, но я вовремя оборвала собеседника на полуслове.
–Миа отдыхает, это Беата, -сообщила я, – Эберт попросил меня побыть с Мией до приезда родственников.
–Я в шоке, Беата, – признался Курт и многозначительно добавил, – когда мне только сказали о смерти Ханны, я сразу понял, что это Йенс сделал. Он там давно свихнулся в своем Хорнебурге, но никому и в голову не приходило, что он зайдет настолько далеко. Бедная Ханна, пригрела змею на груди… Йенс всем казался безобидным, ну пил, ну жил, как свинья, так кто же знал, что он на такое способен? Беата, как Миа?
–Пойдет, – без подробностей ответила я, – разбита, опустошена, но держится. Курт, а ты случайно не в курсе, как все произошло? Мне Мию неудобно расспрашивать, ей и так больно…
–Вот бабье любопытство, – неодобрительно хмыкнул Курт, – моя жена такая же, пристала, что да как. Тут человека убили, а вам, бабам, лишь бы языком почесать. Что я тебе расскажу, сам не так много знаю… Хайнц Майстер договорился с Ханной, что с утра они встретятся в Хорнебурге и вместе поедут выселять Йенса. Около шести Хайнц приехал, Ханны нет, двери нараспашку, ну а дальше уже и так все знают: Хайнц с порога наткнулся на труп, попробовал Йенса разбудить, а тот даже не ухом не повел, так нажрался с вечера… Довольна теперь?
– Курт, а если это не Йенс ее убил? – попыталась осторожно прощупать почву общественного мнения я, – ты же сам сказал, дверь нараспашку, хозяин пьяный спит, заходи и убивай, ведь так?
–Беата, ты чего вообще городишь? – возмущенно пробасил Курт, едва ли не оскорбленный в лучших чувствах содержанием выдвинутой мною гипотезы, – ты часом тоже не выпиваешь? Это что ж по-твоему получается, Ханну сам Майстер задушил и на Йенса спёр? Ты хоть соображаешь, какую чушь только что ляпнула? Твой муж вчера своими ушами слышал, что Йенс открыто угрожал Ханне. Кстати, Эберт сейчас как раз по этому делу показания дает, я ему на мобильный набрал, а он говорит, меня на пути с Дортмунда комиссар вызвонил, пришлось в участок завернуть. Я ему…