Душа и тело
Шрифт:
–Никаких «но», пап, – по слогам отчеканила я, -мы расстаемся. У нас нет ничего общего, наш брак- пустая формальность, я не люблю Эберта, а он не любит меня. Достаточно причин, чтобы развестись?
–Дочка, это всего лишь кризис, который обязательно наступает в любой семье, – попытался урезонить меня отец, – вам нужно проявить немного терпения, и вы преодолеете все разногласия. Беата, кто стал инициатором развода, ты или Эберт?
–Я, – с невольной жестокостью добила отца я, но уже не смогла остановиться и уверено добавила – пап, это моя жизнь, и я вольна поступать по своему собственному усмотрению.
–Беата, я понимаю, вы с Эбертом поругались, тебя обуревают эмоции, это нормально, – не сдавался отец, – но ты же взрослая женщина,
–Ну и к дьяволу всё! – вспылила я, и посетители кафе одновременно вытаращились в мою сторону. Ну, конечно, когда еще увидишь бесплатное цирковое представление! Хорошо еще, что мы с отцом говорим по-русски, и предмет нашего диалога, ведущегося исключительно на повышенных тонах, недоступен для понимания большинству зрителей.
–Беата, ну нельзя же так! – исчерпал все аргументы отец, – ну что такого могло у вас случиться, чтобы ты потеряла рассудок? Извини, что в лоб спрашиваю, ты застукала Эберта с другой?
–Нет, пап, это я ухожу к другому, – целиком взяла на себя ответственность я, – доволен? Эберт ни в чем не виноват, это я настояла на разводе.
–Беата, похоже, ты плохо себя чувствуешь, – по-своему интерпретировал отец мой звенящий от напряжения голос, – у мамы получше с немецким, я сейчас попрошу ее, чтобы она позвонила Эберту и попросила его отвезти тебя домой.
–Не смейте никому звонить! – теряя контроль над измочаленной психикой, взвилась я, -или звоните, пожалуйста, кому хотите, хоть Эберту, хоть Курту, мне плевать, что они вам наговорят. Хочешь информацию из первых уст? Я развожусь с Эбертом из-за Йенса Беккера, мужа Ханны.
На пару секунд в трубке повисло тяжелое молчание, за время которого я слегка пришла в себя и запоздало осознала, что своим надрывным признанием всадила родителям нож в сердце.
–Постой, я, видимо, неправильно расслышал или что-то путаю, – уцепился за соломинку отец, – когда мы приезжали к тебе в прошлом году, Ханна говорила, что ее муж совсем спился и живет чуть ли не в конюшне где-то за городом.
–Что, не веришь мне, да? – не стесняясь оторопевших немцев, громко расхохоталась я, – а Эберт вот поверил…
–Беата, ты не здорова, – испугался отец, – родная моя, я тебя умоляю, скажи, в каком ты кафе…
–Давай-как я лучше еще расскажу тебе, что Йенс арестован по обвинению в убийстве Ханны, – я прекрасно знала характер своего отца и понимала, что в этот самый момент мама уже набирает мобильный Эберта. Черта с два мой супруг будет переживать о моем здоровье, а вот позора на весь Ор-Эркеншвик он точно не допустит и примчится за мной на всех парах, дабы силой увести меня домой и запереть под замок до прибытия неотложки, – зачем вам сюрпризы, правда? Прости, пап, у меня дела. Мне бесконечно жаль, что финансировать ваши поездки в Европу я больше не смогу, так что ищите другие места для отпуска.
–Беата, какие поездки? – поразился моему цинизму отец, – ты что такое говоришь?
–Вы же привыкли пять лет подряд проводить лето за границей, – я швырнула на столик деньги и выбежала прямо под дождь. Я чувствовала, что несу какой-то невообразимый бред, страшно оскорбительный для самых близких мне людей, но накопленный стресс целиком подчинил себе мой измученный мозг, – теперь все, финита ля комедия, начинайте врать соседям и считать каждую копейку. Или попробуйте сохранить дружбу с любимым зятем, вы же его всегда боготворили, вы даже не думали, каково мне с ним живется! Только всем хвастались, какой у вашей дочери шикарный дом и как ей повезло в жизни!
–Беата, ты…-начал было отец, но, к счастью, у меня хватило ума нажать отбой, чтобы не вылить на родителей новый поток грязи.
Холод, сырость, обжигающий ветер – пока я сидела в кафе, погода заметно испортилась, и я с порога ощутила, как меня
В Хорнебург я пошла окольными путями, намеренно обходя сначала дом покойной Ханны, а потом и ферму Курта. Я боялась ни бурного выяснения отношений, ни гнусных эпитетов в свой адрес, я всего лишь не хотела доставить Эберту и иже с ними удовольствия лицезреть меня в таком виде, а также всерьез опасалась оказаться в больнице. В каком-то полузабытьи я кружила и петляла в окрестностях Ор-Эркеншвика, и к тому времени, как я вышла на дорогу, на улице успело полноценно стемнеть. Немного поколебавшись, я отвергла план продолжать путь по тротуару и напролом двинулась через лесопосадки, несмотря на раннюю весну, изобилующие буйной хвойной зеленью. На автопилоте я шла по влажной земле, после недавней бури, густо усыпанной ветками, и не сразу услышала за спиной осторожные шаги, а когда машинально оглянулась, на меня внезапно набросился скрывавшийся в потемках человек с недвусмысленной целью вырвать из рук сумку.
ГЛАВА XII
Бывают в жизни моменты наивысшего нервного напряжения, практически катарсиса, когда мозг внезапно подключает все свои скрытые резервы, впрыскивая в кровь бешеную дозу адреналина, и еще недавно едва живой человек моментально превращается в сгусток концентрированной энергии, сметающий на своем пути казавшиеся непреодолимыми препятствия. Будучи намертво припертой к стенке отвернувшейся от меня Фортуной, больная, морально измотанная и страшно уставшая, я вдруг ощутила колоссальный прилив силы, помноженный на острую вспышку бесконтрольной ярости. Я и так уже была почти на грани, я всё потеряла и стремительно погружалась во мрак, я стояла на руинах своей разрушенной жизни, а в душе медленно догорали последние всполохи надежды. Если в итоге все-таки будет установлено, что Йенс задушил Ханну в состоянии аффекта, похоже, я без труда пойму его мотивацию, потому что, судя по моим нынешним ощущениям, бесконечное давление на психику чревато самыми непредсказуемыми метаморфозами.
Грабитель напал на меня сзади и сходу попытался завладеть моим скудным имуществом, и в следующее мгновение я вдруг осознала, что готова убить за эту чертову сумку. Даже не оттого, что у меня не осталось ничего кроме паспорта и тонкой пачки наличности, а скорее в знак протеста против очередного удара судьбы. Я больше не хотела быть вечной жертвой, что-то во мне оборвалось, и я почувствовала, что должна даже не просто защищаться, а напасть первой. Резко извернувшись, я выскользнула из хватки грабителя, на долю секунды столкнулась глазами с несколько опешившим взглядом, и в приступе животной ненависти ко всему человечеству к целом и к его конкретному представителю в отдельности, на голых инстинктах пнула преступника в пах, а пока тот отходил от болевого шока, безотчетно подняла с земли тяжелую, суковатую ветку, сломанную мощным ураганным порывом, и с воплем приложила ею своего противника по голове. Произошедшее дальше мигом отрезвило мой агонизирующий разум: то ли временное помрачение действительно придало мне недюжинную силу, то ли неудачливому грабителю хватило малого, но один единственный удар не только свалил преступника с ног, но и натуральным образом его вырубил.