Душа Махабира
Шрифт:
— Михиль — исключение, я призвал его третьим, еще в детстве, — сказал Фин и погладил зверька, — он не пытался навредить, и у меня с ним сразу появилась связь.
— А потом?
— Потом я призвал кого-то… нематериального. Тогда я слабо видел дух и не помню толком, как оно выглядело. Оно уничтожило амбар и исчезло, я на это надеюсь… — Фин горько улыбнулся, — отец и мать запретили мне делать такое снова, да я и сам боялся.
Фин дожарил последний кусок мяса и протянул Рюге. В этот раз получилось вкуснее, она откусила
— Эм-м, мы так и не обсудили толком. — Фин отказался. — Ты искала меня в городе по объявлению, я могу платить один имперский золотой в день и…
— Дурак что ли? — улыбаясь Рюга смотрела на него, — Я и так пойду с тобой.
— Правда? — Сильфир приоткрыл рот, — я рад, но золота у меня много, так что не отказывайся. Хотя тут оно бесполезно.
— Это почему?
— В Махабире совсем другая форма денег, вот, смотри, — Фин передал ей деревянную дощечку со сглаженными углами, на ней едва виднелся вырезанный рисунок с башнями и небольшая кристаллическая гравировка вверху, — Каждый город производит свои, «монеты». Их называют так же, как города, это Хаташ.
— Такую даже ребенок сможет подделать.
— Нет, дело в камнях, кристаллы тут запрещено добывать.
— Но кто-то же это делает, и что тут такого?
— Я не знаю наверняка, но за это казнят, даже при малейшей улике, — Фин поделился мясом с Михилем, который лениво взял его языком, — Эти кристаллы, ты ведь видела их в пустыне и ущелье?
— Да, в них полно духа.
— Верно, у меня есть только предположение… — Фин поморщился, предвкушая критику, — я думаю, что это осколки тела бога.
— Ц, опять ты за свое… — закатила глаза Рюга.
— Знаю, знаю, в Холмах, на это смотрят иначе и…
— Что будем делать? — оборвала она.
— Я хочу попасть в город свитков — Салатош, — сказал сильфир, поерзав, он отстранился от костра и взял жменю камней, начал выкладывать их на землю.
Получилась восьмигранная фигура с большим булыжником в центре.
— Знакомо выглядит, — зевнув, сказала Рюга.
— Да, Хаташ был тут, он указал на самый южный камешек возле Рюги, — мы сейчас где-то тут, — Фин постучал палкой на юго-востоке от Хаташа.
— А нужно нам?..
— Сюда — он показал на камень к востоку от центра. — Это Салатош — город свитков.
— Еще раз, зачем тебе туда?
— Хазем сказал, что там можно получить информацию о том, — он замялся, — о том были ли случаи, похожие на наш.
— Ну узнаем мы, что дальше?
— Я не знаю, — буркнул Фин, — лишь пытаюсь понять, что произошло, вдруг есть способ вернуться.
— Ага, вот только я не слышала ни разу о том, что кто-то из пилигримов пропал и вернулся с рассказами о пустыне с белым песком и слепыми тварями.
— Но это не значит, что такого не было.
— Не поспоришь… и как мы туда попадем? — уточнила она.
— Хазем сказал, что будет в оазисе через сорок дней. Он
— А мешают нам эти зверюги.
— Да.
— И вода закончится?..
— Через неделю, — напомнил Фин.
— Что предлагаешь?
— Не знаю, я не могу решать все проблемы, — насупился он, — может у тебя есть идеи?
— Ага, вот сейчас пальцами щелкну и все решится, — напористо заявила гон и, щелкнула, шершаво, почти неслышно.
Щелкнула.
В этот же миг красная костяная рыба в небе рассеялась. Над ними выстроился полупрозрачный туннель, начинающийся чуть правее от Хаташа. Мощный поток духа заполнил все его пространство, широким столбом он прорвался на юго-восток. Такой плотный, что издавал шум.
Звон.
Рюга и Фин встали. Понимание того, что такое возможно ошеломило их. Михиль в панике заметался по земле, затем заполз Фину под рубашку, расцарапав живот, но сильфир лишь прижал его не в состоянии реагировать на боль.
Поток перестал гудеть, путники слышали, как гиены внизу разбегаются во все стороны.
Не в силах говорить и даже думать, гон и сильфир зачарованно смотрели на чистый, белый дух. Его скорость была так высока, что луч исчез также внезапно как появился, а на горизонте, куда он следовал, вздыбилась сфера, осветив все ярче дня она ослепляла. Через полминуты Рюга вышла из ступора, с безумной улыбкой посмотрела на Фина, он на нее.
— Видал.
Еще через пару минут до них донесся гул, слабый, но оба понимали, что было его источником.
В очередной раз в камеру Хазема и Гамаша заползла нага в многоликой маске. Сделав жест когтистой ладонью, она выгнала стражника.
— Рано или поздно тебе придется заговорить, — прошипел женский голос, — Хазем, Наакт Аташ.
За неделю пыток торговец уже мало походил на человека и плохо реагировал на что-либо. Но его полное имя вернуло сознание.
— Оставьте его уже наконец, — рыкнул Гамаш, закованный в толстенные железные плиты по рукам и ногам. Его тело изувечили особым способом. Вырванные тут и там куски камня кровоточили, их заливали едкой маслянистой дрянью, которая жгла плоть.
— Может, ты заговоришь? — обратилась нага к грандиру и подползла к нему.
— Мне нечего сказать. — Камнелюд сплюнул.
— Это правда, я вижу, — шипела судья и снова обратилась к Хазему, — ты мудро поступил, держал своего соратника в неведении, Наакт. Но, может быть, он сделает так, что ты скажешь правду.
После этих слов судья заговорила на языке нагов. В камеру вполз еще один змеелюд, он вел девочку камнелюда — дочь Гамаша.
— Магира! — крикнул Гамаш и в очередной раз попытался вырваться из железных оков. Он орал, гулкое эхо отскакивало от стен, создавая низкий громыхающий рев. — Вы жалкие предатели!