Душа наизнанку
Шрифт:
– Да, утомился – не то слово. Нет, в газете все окей. Вчера вернулся из Чикаго: готовил статью об Обаме. Не знаю, Мартин, тяжело на душе, но объяснить, почему, не могу. Может, усталость, может, кризис среднего возраста.
– Чувствую, ты что-то недоговариваешь, – засомневался друг. – Давай еще выпьем, тебе легче станет откровенничать. Ты, случайно, еще не бросил Софи?
– Да.
– Что «да»? Бросил?
– Не пойму, что ты так удивляешься. Софи – не первая женщина, с которой я расстался. Ты же знаешь мою репутацию, – усмехнулся я.
– Не устану тебе повторять, Майк, – покачал головой Мартин, – на старости
– Знаешь, по большому счету, ты прав. Надеюсь, что хоть ты придешь навестить.
– Ну, конечно, приду, – Мартин вздохнул и отпил джин. – Хотя не теряю надежды, что ты образумишься. Если серьезно, что у вас не сложилось с Софи?
– Знаешь, бывает так, что кого-то понимаешь с полуслова или даже с полувзгляда. Два человека подходят друг другу, как ключик к замочку. Софи – самая красивая женщина из всех женщин, с которыми я когда-либо был знаком, умница, да и во всех отношениях достойный человек, но, к сожалению, мы – будто жители разных планет.
– Ну, а ты, старина, ты-то о ком мечтаешь? Твоя вторая половинка живет на Земле или за ней нужно лететь на Венеру? – не унимался друг.
– Черт его знает, Мартин. Может, и на Венеру.
– Ладно, не кисни, все образуется. Найдем тебе невесту к твоему пятидесятилетию, ха-ха… У Дженнифер на телевидении такие красотки бегают!
– Спасибо, старина. Я как-нибудь сам разберусь.
– Нет, правда, посмотри на себя! Высокий, спортивный, блондин с голубыми глазами. Мечта любой женщины!
– Брось, Мартин, скажешь тоже.
– Слушай, Майк, я тебя таким хмурым сто лет не видел. Что тебя гложет? Может, со здоровьем проблемы? – Мартин даже слегка наклонился ко мне и поправил очки на переносице, словно стараясь разглядеть, что творится у меня в душе.
– Да нет, со здоровьем все окей. Мне тут спать не дает один дневник, который я из любопытства подобрал в самолете, – признался я.
– Ты что, не сдал его в бюро находок, или как оно называется?
– Так поступил бы ты, Мартин, да и любой нормальный человек. Я же со своими фантазиями сделал все по-дурацки. Сначала, как полагается, вернул в офис «Дельты», а потом, когда выяснилось, что его никто не забрал, взял себе и теперь не расстаюсь с ним ни днем ни ночью.
– Даже не знаю, что сказать, – удивился друг. – Слушай, Майк, а на черта тебе сдался чужой дневник? Он что, принадлежит Хиллари Клинтон или Обаме?
– В этом случае все было бы гораздо проще. Дневник написан на русском языке некой Полиной, которая, видимо, родилась и выросла в России, а где живет сейчас, одному богу известно.
– Ну ты влип, старина! – всплеснул руками Мартин. – Думаю, что без водки нам сегодня точно не обойтись.
Действительно, водка в этот вечер оказалась весьма кстати. Мы просидели с Мартином в баре до самого закрытия. Перемыли кости начальству и знакомым, обсудили политику, посетовали на возраст и поругали молодежь. Конечно, поспорили и о моей находке.
Мои доводы в пользу профессионального любопытства и желания вернуть дневник хозяйке Мартин развенчал буквально за несколько минут. Друг без колебаний предложил свою версию. Зная мою увлекающуюся натуру, Мартин решил, что я в очередной раз влюбился, причем в этот раз судьба сыграла со мной злую шутку: шансы найти возлюбленную равносильны
Относительно перспективы нашей возможной встречи Мартин был весьма пессимистичен. На его взгляд, я искал иголку в стоге сена. Затея совершенно бессмысленная, даже самый последний идиот в Лас-Вегасе не поставил бы и цента на нее. Более того, мой друг назвал меня извращенцем, который настолько пресытился обычными любовными интрижками, что теперь жаждал романа с призраком.
Не знаю, может быть, Мартин в чем-то был прав, и я немного лукавил, когда пытался убедить себя, что хочу найти автора дневника, потому что склонен к азарту и всегда ищу на свою голову приключений. Неужели я ввязался в эту сомнительную историю, одержимый всего лишь праздным любопытством? Может, действительно, одной только влюбленности и было под силу объяснить мое душевное смятение, непреодолимое желание прочитать дневник и встретиться с незнакомкой?
В любом случае, что бы это ни было и к чему бы ни привело в будущем, я принял решение продолжить перевод дневника и поиск Полины. В конце концов, что я терял? Несколько сотен долларов, заплаченные за перевод, и несбывшиеся мечты?
Глава 9
Поздним вечером двадцать третьего декабря я приземлился в аэропорту Атланты, чтобы провести рождественские праздники с родными.
Рождество для американцев – особенный праздник, и прежде всего потому, что оно тесно связано с домашним очагом и семейными традициями. У каждой семьи они свои, но им незыблемо следуют из года в год, их передают из поколения в поколение. Одни справляют Рождество двадцать пятого, некоторые – накануне; кто-то готовит сладкий картофель, индейку под брусничным соусом и яблочный пирог, другие отдают предпочтение ветчине, спарже и печенью с имбирем. Украшение же дома и двора – настоящее ежегодное соревнование с родственниками и соседями. Безусловно, елка всегда в центре торжества, а остальное зависит от фантазии и достатка ее владельцев.
Думаю, что американцы придают большое значение Рождеству, потому что, во-первых, Америка – молодая нация (всего-то чуть больше двухсот лет), у которой не так много традиций, так что мы стараемся бережно сохранить каждую. Во-вторых, довольно часто члены семьи живут в разных городах и штатах, видятся крайне редко, и порой единственная возможность побыть в кругу семьи – это празднование Рождества и Дня благодарения.
Моя семья тоже была разбросана по всей стране: сестра с мужем и детьми жили в пригороде Атланты, родители – во Флориде, а я – в Сан-Франциско. Виделись мы редко, но по возможности старались общаться по телефону и электронной почте.
Я люблю мою семью, хотя, признаться, не хотел бы жить с родней на соседних улицах. Мне кажется, что если вовремя не обрести независимость, то родственные узы могут легко превратиться в рабские оковы. Как птенцы, оперившись, покидают гнездо, так и дети рано или поздно оставляют отчий дом, чтобы начать свою жизнь.
Нэнси и я не были исключением: мы уехали из дома родителей сразу после поступления в колледж. Я с детства мечтал о работе в прессе, и по окончании школы выбрал университет, где был факультет журналистики. До «Сан-Франциско Кроникл» я сотрудничал с разными газетами и даже пробовал свои силы на радио.