Душа
Шрифт:
— Умоляю. — Папа словно ребёнок зашмыгал носом. Я прикрыла глаза, чувствуя, что он плачет. — Умоляю, скажите, что она жива.
— Мне жаль. Мне очень жаль. — И седовласый отключил вызов.
Мне хотелось заплакать. Я чувствовала, как слёзы подступают к горлу, как щекочут нос, как разъедают глотку и как не могут пролиться. Видимо, призракам отказано даже в способности плакать. Всё правильно: плачьте, пока живы.
— Значит, ты Наташа?
Насмешливый голос заставил меня обернуться. В груди зашевелилась надежда: меня кто-то видит. Жаль, шевеление было недолгим,
— Добро пожаловать в ряды умерших! Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Не кружится? Может, стакан воды или стул?
В памяти замелькали картинки. Я видела лицо этого мальчишки лет пять назад в новостях. Рыжий, всё лицо в веснушках. Папа тогда с болью в голосе промычал: «Словно солнышко поцеловало», а соседка, тётя Катя, фыркнув, добавила: «Чего взять? Детдомовский!»
Подробности аварии давно стёрлись из моей памяти. То ли грузовик, то ли автобус. Говорили о нём мало, а водителя, кажется, так и не наказали. Позже выяснилось, что мальчик переходил дорогу в неположенном месте, и громоздкая машина не успела затормозить. Особенно сердобольные жители повесили на столбе, возле которого мальчик погиб, что-то вроде почтового ящика, поместили сверху его фотографию и букет из гвоздик.
— Саша? — спросила я наугад.
— Савва! — недовольно поправил мальчик, делая вид, что чешет нос.
– Знать надо! Савелий Нестеров собственной персоной. Я вроде как национальный герой тут, так что не смей забирать мою славу!
«Славу… Вот так слава - умереть под колёсами автомобиля», - вздохнула я и по привычке прикусила губу, но не почувствовала боли. Ущипнула себя за палец — опять ничего.
«Вот и всё! Больше никаких физических страданий, только душевные — только в сердце, точнее там, где оно раньше располагалось».
— Ну хоть поговорить с кем будет, — продолжил Савва, активно жестикулируя.
– Только на мою территорию не смей ходить, она за зелёным домом начинается.
— Не бойся. Не буду.
— Все вы так говорите, пока плотные, — он взглядом показал на своё полупрозрачное тело. — Первые несколько месяцев после смерти я тоже выглядел вполне живым, но черви в земле не дремлют. Как только начнёшь разлагаться, и твой облик подпортится.
— По сравнению со всем остальным — это мелочь, — только и смогла выдавить я.
Внутри разрасталась пустота. Я умерла. Умерла!!! Умерла… И что же делать теперь?
— «Скорая» приехала, — закричал кто-то. — Расступись.
— И полиция подъезжает, — ехидно заметила женщина в цветастом платье, которая не спускала глаз с мальчишки, сбившего меня и без умолку разговаривающего с кем-то по телефону. — Ты посмотри, гадёныш какой, номера пошёл скручивать.
Дверь кареты скорой помощи открылась, и молодой парень, одетый в голубоватую медицинскую форму, состоящую из брюк и рубашки, легко спрыгнул на землю. Савва фыркнул. Я сорвалась с места, припустилась бегом к машине и… упала в его объятия. Но он прошёл мимо, не ощутив даже
Никто и никогда не поверит вот так запросто, что его любимый человек умер. Никто. Каждый будет сомневаться, а ещё отрицать и торговаться. Ромка не стал исключением. Он никогда ничего в своей жизни не отдавал без боя и сейчас, по-видимому, решил повоевать со смертью. Делал искусственное дыхание, давил на сердце и считал. Считал постоянно, считал до тех пор, пока бородатый водитель, напоминающий скалу, не оттащил его от моего мёртвого тела и силой не затолкал в машину.
— Кто это? — скучающим тоном произнесла Ромкина напарница, женщина лет сорока с пухлыми, ненатуральными губами.
— Наташа, — коротко ответил водитель, доставая носилки. — Его Наташа.
Напарница чуть заметно приподняла брови.
— Жена, — водитель насупился и уложил моё тело на носилки. — Она заходила к нам дня два назад.
— А… Понятно, — Ромкина напарница качнула головой и зачем-то похлопала себя по левой ключице. — Вот поэтому я не вышла замуж. Одной лучше.
— Поможешь?
Водитель указал на край носилок, который лежал у её ног. Женщина ощетинилась, хотя и нагнулась, но её опередил седоволосый. Вместе с водителем они погрузили моё тело в машину.
— Куда повезёте?
— В пятую, — небрежно сказала напарница, — там хоть морг есть.
— Понял, — седоволосый как-то странно посмотрел на женщину и быстро отбил на моём телефоне смс для папы: «Наташу везут в пятую», а потом положил его вместе с сумкой на сиденье рядом с Ромкой. — Держись, парень, — сказал он, похлопав его по руке, а затем пошёл в сторону подъездов.
— Я пойду, — шепнула я Савве и тоже пробралась в машину, опустившись на свободное сиденье. — Я должна быть там.
Ромка сидел напротив молча, обхватив руками голову. На голубоватой рубашке поблёскивало несколько пятен крови. Моей крови. Испачканные перчатки валялись на полу под сиденьем. Дорога петляла, и машина часто меняла направление. Ромка не двигался, и на мгновение мне показалось, что он тоже умер. Лишь спустя время я поняла, что его теперешнее состояние психиатры обычно называют шоком.
Он не заговорил и после приезда в больницу. Просто вышел из машины и молча зашагал по коридору. Возле лестницы на второй этаж его догнал папа.
Глаза у него были красные и опухшие, отчего морщины под ресницами стали ещё заметнее. Спина сгорбилась. Он уже знал ответы на свои вопросы, но всё равно спрашивал. Так, на всякий случай.
— Ты принимал вызов на Братьев Райт?
— Да, — одними губами ответил Ромка, уставившись в одну точку.
— Это Наташа?
— Да.
— Её сбила машина?
— Да.
— Есть надежда?
Ромка промолчал и отвернулся. Папа протянул ему руку, но, не дождавшись рукопожатия, обнял, а потом тихо заплакал. Спина у Ромки была прямая, он даже не нагнулся, а просто сжал руки в кулаки. Так и стоял, как каменный. Не говорил, не плакал и будто уже ничего не чувствовал…