Душеприказчик

Краснов Антон

– Большего вреда, чем он только что причинил себе сам, боюсь, уже не содеешь.

– К сожалению, вы правы. Но самое страшное в другом.

– В чем? – Лицо ллерда Вейтарводда было совершенно непроницаемо.

– Вы слышали, что сказал Астаэр?

– А… это? Асахи?

– У вас великолепная выдержка. Вы и глазом не моргнули, когда произносили это слово. Мы одни из немногих, кто посвящен в самое существование этого табу. Многие даже не поняли. Между тем…

– Простите, но я не хочу говорить на эту тему. Древние атавистические суеверия – не мой конек. Предоставьте это болтливым и суемудрым богословам.

– Но, светлый ллерд, в нынешней непростой ситуации,, когда на отдаленных планетах, подпадающих под юрисдикцию Содружества, происходят непонятные,

зловещие события… – попытался было протестовать судья, однако Вейтарволд покачал головой. Замерцал вживленный в лобную кость Предвечного бесценный желтый самоцвет.

Между тем Рэмон Ррай ловко ускользал от представителей Высшего Надзора, которым было отдано распоряжение задержать его. Несколько раз ему удалось безнаказанно затеряться среди возбужденных участников церемонии. Ведь далеко не все видели в лицо того, кто стал невольным виновником кощунства, повлекшего за собой смятение и общую растерянность. И далеко не все, до чьего слуха долетело имя: «Рэмон Ррай! Сын самого Вейтарволда!», знали этого самого Ррая в лицо. Так что до поры до времени Рэмону удавалось переигрывать сотрудников Высшего Надзора. Но рано или поздно везение должно было закончиться.

Так и получилось. Его задержал один из гостей и, скрутив, стал звать сначала Верховного Судью, а потом тех. кому последний отдавал распоряжения относительно зачинщика беспорядков. Рэмон вырывался, пытался лягнуть обидчика пяткой, извивался и, главное, вопил во все горло (снова замечательно подействовало пойло Вийлелля):

– А вам известно, кто мой отец?! Да как вы смеете… так со мной обращаться?! Ты, толстый! Тебя же на пироги пустят, |отя у нас в Плывущем и не любят мясного! Да мой отец… он…

И что-то в том же духе. Но вот Рэмон осекся и замолк. Про-сто он увидел того, на кого так беспардонно и огульно ссылался.

Ллерд Вейтарволд легко прошел сквозь толпу – все почтительно расступались перед могущественным главой Совета Эмиссаров. Впрочем, даже если допустить, что ему сопротивлялись бы… Едва ли он пробрался бы к Рэмону намного позднее даже в этом, совсем уж невероятном случае. Аррант, задержавший Рэмона, тотчас же выпустил его и боязливо посторонился.

Подошедшие чины из Высшего Надзора тоже не стали трогать Рэмона в присутствии ллерда Вейтарволда.

Отец надвинулся на Рэмона огромной живой скалой – он был выше сына по меньшей мере на полторы головы. Рэмон Ррай сам от себя не ожидал, что выкатит колесом худую грудь, запрыгнет на отца и крикнет прямо в каменное лицо Предвечного дурацким писклявым голосом… Ох! И речь эта – под стать голосу, дурацкая, несолидная, пересыпанная визгливыми междометиями:

– Да я, между прочим… эх!.. ничего такого, в-в-в… чтобы меня тут хватали! Хватают и хватают, как будто я им баба с третьего уровня! Я же не виноват, ага! Не виноват, что этот князь… что он не до конца умер, и… ох!

Отец ничего не сказал. Он просто поднял руку и слегка ткнул тыльной стороной ладони в лоб Рэмона Ррая. Тот запрокинулся назад, и голова его бессильно поникла на тонкой шее. Нет, Рэмон еще успел услышать затихающий вдали шум людского моря, а потом скрипучий голос, раздвинув его волны, выложил:

– За такое нужно, самое малое, – ссылать на планету Керр навечно!

Но Рэмон Ррай уже не видел и не слышал, как монахи-Аколиты окружили неподвижно сидящего на земляной насыпи князя Гьелловера, как выкликал Предстоятель Астаэр странное, мало кем понятое слово. И оно, облетая поляну и путаясь в ветвях молодых деревьев, словно возвращалось в уста главы здешнего Храма. Снова и снова разносилось, взлетало тревожно и яростно и опять припадало к земле, как тяжелое заклинание: – Асахи! Асахи!..

Глава 3

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПСА

Гендаль Эрккин вернулся из мест очень отдаленных (с грязной рудничной планетки в созвездии Пса, тьфу!) ранним лимонно-желтым утром. Гендаль то и дело задирал голову, видел небо и чувствовал, что может вот-вот заплакать, но слезы упорно не наворачивались… Его широкое лицо перекосилось сразу же, когда он увидел жену.

Изъеденная кислотой правая щека дернулась. Нет, не от чувств. В глубоко посаженных глазах цвета черного винограда всплыло тусклое раздражение, когда он услышал скрипучий голос своей старухи. Та ничуть не была обрадована. Чего ей радоваться, в самом деле? Она давно убедила себя, что Гендаля сожрали свирепые рудничные псы-тиерпулы, либо он умер от надрыва внутренностей, а может, пытался бежать и канул без остатка, растворился в кислотных дождях планеты Керр. Старуха выставила нижнюю губу со следами трех проколов о просрочке выплат и выговорила:

– Явился! Наверно, и пяти инфоциклов не завалялось… А нам… мне – плати!.. За регистрацию, за надстройку антигравов… И чего это тебя так разнесло, – хорошо кормили?

Она даже не пыталась скрывать своего недовольства. Более того, она продолжала развивать свою пропитанную желчью мысль, показавшуюся удачной:

– Поди, жрал так, что трещало за ушами? Там, говорят, псов сторожевых кормят на убой? Ты, может быть, был там на положении пса, нет? Ты ведь у нас вообще собак любишь, еще на Гвелльхаре по загривку трепал, ласкал? Даром, что я от тебя такой ласки даже близко не видела. Чуть что: убью, пришибу, сброшу вниз, да чтобы прямо на наконечники Священной ограды Братьев попала… чтобы всю насквозь проткнуло!

– Тише ты, дура! – сказал Гендаль Эрккин сквозь зубы, но беззлобно. Скорее устало.

– Я же говорила!.. – всплеснула та руками, одна короче другой. Но Гендаль уже повернулся к ней левым ухом, тем, в котором еще тридцать лет назад, на первой отлучке, лопнула барабанная перепонка. Тогда был взрыв в шахте, прорвавшиеся раскаленные газы живьем запекли в жаркое пять сотен рабочих, а Гендаль отделался вот этой лопнувшей перепонкой. Зато на всю жизнь получил отвращение к жареному и печеному мясу. В глазах нет-нет да вспыхивали короткие видения той преисподней: угольно-черные клубы, огненный провал шахты, глухо ворчит, ворочается дальний грохот, словно в ненасытном брюхе чудовищного великана. В ноздрях невыносимый запах горелого мяса. Сумасшествие. Голодные рудокопы вытаскивают из забоя горячие, еще дымящиеся тела своих недавних товарищей по несчастью, один из них не выдерживает и впивается зубами в плечо покойника… Мясо ароматное, сочное, хорошо прожаренное – чудовищный кулинар ТАМ, в сердце горы, знал, как следует готовить человечину. И вскоре все пространство громадного грузового лифта, поднимающего партию живых и мертвых на поверхность, огласилось жадным чавканьем, хрустом и треском ломающихся костей и суставов – живые поедали мертвых. Гендаль тоже в этом участвовал. Это был последний раз, когда он позволил себе прикоснуться к мясному. Проклятая, проклятая планета Керр из дальнего созвездия Пса!

Эрккин окинул взглядом свой дом. Собственно, он сориентировался бы тут и с закрытыми глазами, потому что все знакомо до тонкости и не изменилось за те очередные десять лет, которые он отсутствовал. Те же три комнаты, две из которых безнадежно завалены хламом, а третья только потому и относительно чиста, что в ней старуха принуждена была готовить пищу и задавать промежуточные настройки дома, а это не терпит грязи и суеты. Гендаль Эрккин глухо бухнул локтем в переборку из грубого синтоколла. С потолка что-то посыпа лось, послышался короткий сдавленный вой датчика: это сработал бытовой уравнитель антигравов, сплошь покрытый пылью и затянутый толстой паутиной. «Откуда тут у нее пауки?! – раздраженно подумал Эрккин… – Ладно бы еще летучие мыши, бурриты [15] или иная крылатая нечисть, но с каких пор пауки научились забираться в Плывущие города? Хотя от неряхи жены всего можно ожидать, поди снова покупала контрабандные товары с родного Гвелльхара».

15

Насекомое, нечто среднее между комаром и саранчой. Геномодифицировано аррантами с тем, чтобы не причинять вред населению планеты.