Душеприказчик
Шрифт:
Рэмон Ррай был приглашен на торжественное погребение князя Гьелловера, одного из Предвечных [9] , члена правящей династии Аррантидо. Наверно, о Рэмоне никто и не вспомнил бы, не будь ллерд Вейтарволд, носитель Звездной мантии, Предвечный, отцом Рэмона Ррая. Как подобная личность могла быть отцом Рэмона, не понимали даже многие из тех, кто имел честь быть кровным родственником ллерда Вейтарволда. Рэмон был невысок ростом, лопоух, а его очень белая, полупрозрачная кожа, кожа записного бездельника и неженки, была густо покрыта веснушками. На тонких запястьях кожа была такой нежной, что на ней голубоватым мраморным рисунком проступали вены. Круглое лицо Рэмона украшали большой, насмешливо кривящийся рот и широко поставленные, зеленовато-голубые глаза, прозрачные, как вода в самых чистых лагунах Беллионского океана. Почему-то именно эти глаза, весьма характерные для уроженца Аррантидо-дес-Лини, вызывали наибольшее недоумение
9
Пожизненный титул, примерно соответствующий пэру. На всей планете Аррантидо-дес-Лини, чье население составляет несколько миллиардов, всего 1255 Предвечных.
Отец Рэмона был совершенно иным. Можно понять родственников Ррая: достаточно было кинуть один мимолетный, наполненный невольным восхищением взгляд на величественную фигуру ллерда Вейтарволда, чтобы усомниться даже в дальнем родстве этого полубожества с Рэмоном. Ллерд Вейтарволд был огромен. Под лиловым пеллием угадывались широкий разворот плеч, массивная грудная клетка и мощные ключицы. Мускулистые предплечья перехвачены упругими цельнометаллическими браслетами в виде спиралей – клеоммами, излюбленным украшением аррантской знати. Клеоммы ллерда Вейтарволда были выполнены в форме прихотливых стеблей «черного змея», единственного растения, живущего и выживающего на страшной планете Керр, куда ссылали всех пренебрегших законами Предвечных. «Черный змей», ощетинившийся кривыми шипами, замысловато изогнувшийся на мощных руках ллерда, символизировал неустанное бдение ллерда на страже Закона. О высоком сане напоминал и желтый камень, драгоценный каллиат, вживленный прямо в широкую лобную кость Вейтарволда и горевший, словно третий глаз.
Вот таким ллерд Вейтарволд предстал на торжестве, посвященном погребению князя Гьелловера. Вейтарволд был бос, как и полагалось всем почетным гостям на церемонии погребения: ведь каждый аррант должен коснуться голыми ступнями той почвы, в которую уйдет сегодняшний виновник торжества, да прорастет имя его в каждой травинке.
– …да прорастет имя его в каждой травинке, – глухо, напевно тянул желтолицый служитель Неназываемого, застывший в изголовье уходящего сановника. – да раскинутся руки его в струях водопадов, да станет тело его пищей для корней деревьев, а череп наполнится землей, священной колыбелью каждого и желанным упокоением для лучших…
Слова древнего погребального ритуала разносились далеко вокруг, хотя священник говорил негромко и голос у него был слабый, хрипловатый, а на горле заметно вздулись от напряжения жилы. Однако же не только три тысячи [10] знатных аррантов, но и почти все жители Плывущего города Галиматтео могли слышать каждое слово, слетевшее с синеватых губ священника. Впрочем, даже самый неотесанный обыватель без труда мог представить себе, что распорядители церемонии воспользовались простейшими акустическими оптимизаторами (акопами), приборами, обеспечивающими беспрепятственное распространение звука на любое заданное расстояние. И даже самый дремучий обитатель Галиматтео… Впрочем, стоп! О чем это мы?.. В Галиматтео практически нет неотесанных и дремучих. Плывушие города, да еще из верхней категории – это вам не гравиплатформы для размещения текстильных фабрик или заводов, производящих какие-нибудь примитивные приборы типа тех же акопов, где могут работать даже такие грубые и нецивилизованные существа, как эти грязные багроволицые гвелли. В Плывущем городе живут представители самой чистой, высокоорганизованной и миролюбивой нации. По крайней мере, они сами так искренне считают, и большинство из вступивших с ними в контакт галактических сообществ, по сути, придерживаются того же мнения. Быть может, за исключением ближайшего соседа планеты Аррантидо-дес-Лини, сумрачного Гвелльхара, населенного такими же угрюмыми и суровыми, как их мир, гвеллями.
10
У аррантов преобладает двенадцатиричная система счета, точнее, несколько ее вариантов. Но для удобства в тексте указаны цифры по земному отсчету.
Но пока не будем о гвеллях, тем более ни одного представителя этого племени на торжественной церемонии не было. Гвелли не любопытны. Чего не скажешь об аррантах.
А посмотреть было на что.
По совершенно прозрачному, матово поблескивающему охранному тоннелю, проложенному прямо через центральный проспект Плывущего города, текло величественное шествие. Центром его был огромный белый помост, по ширине занимающий никак не менее половины тоннеля. Сквозь его умело сотканные из мощных силовых полей стенки каждый желающий мог видеть всех тех лучших и знатнейших, кто удостоился чести вскоре сойти вниз, на Священную землю. Эти лучшие неподвижно стояли в двух светящихся концентрических кругах, очерченных на поверхности помоста,
Лицо князя было усыпано полупрозрачными, бледно-зелеными лепестками, смотревшимися особенно нежно на нездорово-землистой, сумеречного оттенка коже покойника.
Рэмон Ррай находился на той же платформе, на которой могло уместиться несколько тысяч аррантов. Правда, он не стоял в пределах двух концентрических кругов, а располагался ближе к краю медленно плывущей по тоннелю громады похоронного плато. Он сидел в довольно вальяжной позе в глубоком алом полукресле; его гражданский статус не позволял ему стоять при погребении такой персоны, как князь Гьелловер, Предвечный. Не дорос еще, не заслужил. Собственно, он ни на что подобное и не претендовал. К тому же всем этим важным вельможам, таким, как отец Рэмона Ррая, предстояла нешуточная нагрузка: церемония похорон сложна и чрезвычайно продолжительна по времени.
Лично Рэмон находил эту церемонию скучной и утомительной, как и большинство ему подобных, молодых аррантов из знатных семей, также восседавших за пределами светящихся окружностей у краев платформы и перешептывавшихся о чем-то своем. В таком возрасте вообще мало интересуют проблемы смерти, да и что о ней говорить, когда всему Галиматтео известно, что князь Гьелловер давно заслужил земной покой. Радоваться надо!.. Поэтому Рэмон покосился на своего соседа, молодого Вийлелля, который полулежал на кушетке, зависшей в полуметре [11] от массива платформы. По поверхности кушетки проскакивали длинные, ленивые зеленые искры, Вийлелль откинулся назад и полузакрыл глаза: он включил режим нейролептонного массажа и теперь блаженствовал. Время от времени он высвобождал из-под складок своего пеллия длинный, оплетенный термолентой сосуд и делал оттуда глоток. Рэмон Ррай ухмыльнулся и вынул сувенир, привезенный ему отцом с одной из Избавленных планет… как ее, то бишь… А, ну да, Зиймалль-ол-Дез. Фляга…
11
На Земле арранты сохранили привычную нам метрическую систему, так что можно использовать ее и применительно к Аррантидо-дес-Лини; то же – ниже – справедливо и для мер веса, плотности и проч.
Это была серебряная плоская фляга с выбитым на ее поверхности профилем какого-то лысоватого человека с бородкой и надписью на одном из тамошних языков: «Наше дело правое, мы победим». Во фляжке постоянно имелся напиток, чрезвычайно модный в последнее время среди молодежи Галиматтео. Два или три глотка распускали по всем жилам состояние блаженного покоя, расслабленности и ленивого, убаюкивающего тепла. Еще два-три глотка – и появлялось озорное, искристое желание дурачиться, кривляться, совершать многочисленные невинные глупости и зажигать окружающих своим настроением. Окружающая действительность принимала вид весело вихрящегося карнавала, радужно размытых картинок, сменяющих одна другую как в калейдоскопе. Правда, этот зиймалльский напиток (да и другие его разновидности) был весьма коварен: еще несколько глотков, и мир начинал складываться, плющиться, выскальзывать из-под ног и больно прикладывать своего поклонника по чувствительным местам. В голове поселялся надсадный гул, постепенно разраставшийся и заполнявший все тело. Рэмон Ррай уже проходил через все эти стадии. Показалось забавным, хотя потом раскалывалась голова, перед глазами проплывали мутные пятна, а в руках и ногах поселялась мелкая, зябкая ломота. Да ничего, жить можно. Хотя, конечно, отец уже многократно пожалел, что в свое время подарил сыну этот экзотический сосуд с далекой дикой планеты. Кажется, он там входил в Совет Трех и ему напрямую подчинялись Генеральные Эмиссары едва ли не половины Зиймалль-ол-Дез.
Рэмон прищурил один глаз и бросил взгляд на покоящееся на земельном кургане тело князя Гьелловера. Виновник торжественной церемонии находился примерно в ста пятидесяти шагах от Рэмона, но силовые поля оптических оптимизаторов создали иллюзию близости – шагов десять, не больше. Рэмону прекрасно был виден каждый лепесток на грубой коже князя. Да, внешний вид его оставляет желать лучшего. Рэмон Ррай сощурил второй глаз и быстро, как будто ему кто-то мог помешать, несколько раз глотнул из фляжки.
Зиймалльский напиток оказал свое обычное действие. Рэмон Ррай закрыл глаза и попытался отвлечься от церемонии, от длинных тягучих звуков древнего гимна, исходивших из надтреснутого горла служителя Неназываемого. Ему представились, зеленый луг, поблескивающая кромка воды, короткие всплески волн, сильные, свежие ароматы, источаемые нагретой солнцем землей… В последний раз он спускался вниз, к самому телу планеты, почти год назад. Плывущий город занимал все его время, да, если по чести, вниз и не тянуло, в эту первозданную чистоту, которую так восхваляют Храм и все его болтливые Аколиты. Напиток же из подарочного сосуда почему-то вызывал немотивированную, беспричинную тягу к природе.