Душераздирающее творение ошеломляющего гения
Шрифт:
— Не смешно, — говорит он, отступая к общей комнате.
Я убираю нож, и он лязгает в ящике со столовыми приборами.
— Папа все время делал такие штуки, — говорю я. — Без предупреждения. Корчил страшную рожу, пучил глаза и делал вид, что хочет снести нам головы ножом.
— Звучит забавно, — говорит он.
— Это и было забавно, — говорю я. — Очень забавно, правда.
Иногда, пока мы готовим ужин, он рассказывает, что было в школе.
— Что было сегодня? — спрашиваю я.
— Сегодня
— Но они погибли не в авиакатастрофе.
— Так я ему и сказал.
Иногда я звоню родителям его одноклассников.
— Да-да, именно так он и сказал, — говорю я. — Знаете, это не так-то просто, — говорю я. — Нет, с ним-то все в порядке, — продолжаю я вправлять мозги идиотам, которые не понимают простейших вещей и у которых растет испорченный мальчишка. — Просто я не понимаю, зачем Мэтью это сказал. А вы считаете нормальным, когда ваш сын хочет, чтобы мы с Бет погибли в авиакатастрофе?.. Нет, с Тофом все в порядке. За нас волноваться не надо. Мы в норме. Это за вас я волнуюсь… Вернее, это вам стоит поволноваться насчет юного Мэтью, — говорю я.
Несчастные люди. Ну что тут поделаешь?
За ужином, если начался баскетбольный сезон, мы смотрим по кабельному телевидению, как играют «Буллз». Если же нет, то мы, испытывая потребность в постоянном движении, играем в игры, бесконечно сменяющие друг друга, — кун-кен, трик-трак, «Счастливый случай», шахматы, — а тарелки стоят у игровой доски. Мы пробовали есть на кухне, но с тех пор как там появилась сетка для пинг-понга, это стало затруднительно.
— Отвяжи сетку, — говорю я.
— Зачем, — спрашивает он.
— Поужинать, — говорю я.
— He-а, ты отвяжи, — говорит он.
Поэтому обычно мы едим за кофейным столиком. Если кофейный столик находится в таком состоянии, что привести его в порядок уже невозможно, мы едим на полу в общей комнате. Если на полу в общей комнате уже полно тарелок с прошлого вечера, мы едим на моей кровати.
После ужина мы играем — для собственного увеселения и в назидание соседям. Помимо вышеописанной игры со щелкающим ремнем, есть еще игра, когда Тоф делает вид, что он мой сын, а я — что я его папа:
— Пап, можно покататься на машине? — спрашивает он, пока я сижу и читаю газету.
— Нет, сынок, нельзя, — отвечаю я, не отрываясь от газеты.
— Ну почему?
— Потому что я сказал.
— Ну па-а-а-а-ап!
— Я сказал: нет!
— Ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Он убегает в свою комнату и бабахает дверью.
Через несколько секунд он открывает дверь.
— Ну как, нормально? — спрашивает он.
— Не то слово, —
Сегодня пятница, а по пятницам он приходит из школы в полдень, поэтому я тоже по возможности прихожу домой рано. Мы у него в комнате.
— Ну и где они?
— Где-то здесь.
— А когда ты их в последний раз видел?
— Не помню. Давно. Неделю, наверное.
— Но ты уверен, что они все еще здесь?
— Да. Почти наверняка.
— Почему?
— Они съедают корм.
— Но ты их не видел?
— He-а, не видел.
— Говняные создания.
— Да уж.
— Может, вернуть?
— А можно?
— Надеюсь, да.
— Дурацкие игуаны.
Мы проходим два квартала, минуем задний двор мшистого домика гномов и оказываемся в парке с баскетбольной площадкой на одно кольцо.
— Стоп, а почему, когда ты так делаешь, ты бежишь туда?
— Куда я бегу?
— У тебя было открытое пространство для броска, а ты зачем-то туда побежал. Смотри. Я буду тобой Видишь?
— Что вижу?
— Я добежал туда — почти на восемь футов.
— И что?
— Так ты и сделал.
— Я так не делал.
— Сделал.
— Не делал.
— Сделал!
— Давай просто поиграем.
— Но ты же должен научиться…
— Да-да, уже научился.
— Придурок!
— Гондон!
Игра неизбежно заканчивается примерно так:
— Ну что такое?
— ……….
— Когда мы играем, ты слишком нервно реагируешь.
— ……….
— Ну хватит молчать. Скажи что-нибудь.
— ……….
— Я имею право объяснять тебе, как что делается.
— ……….
— Хватит строить из себя маленького угрюмого придурка.
— ……….
— Слушай, у тебя проблемы, да? Обязательно надо идти в десяти футах от меня? Ты выглядишь по-идиотски.
— ……….
— Так, отнеси-ка это. Я зайду в магазин.
— ……….
— ……….
— А дверь открыта? У меня нет ключей.
— Держи.
17.30
— Я пойду вздремну.
— И?
— Мне надо, чтобы ты меня разбудил через час.
— Во сколько?
— В шесть двадцать.
— Ладно.
— Мне правда очень надо, чтобы ты меня разбудил.
— Ладно.
— Если я просплю, будет очень скверно.
— Ладно.
19.40
— О господи!
— Что?
— Почему ты меня не разбудил?
— А сколько времени?
— Без двадцати восемь!
— Ох! — говорит он, в ужасе прикрывая рот рукой.
— Мы же опаздываем!
— Куда?
— Черт возьми! К тебе на день открытых дверей, идиот!
— Ой! — говорит он, снова прикрывая рот рукой.