Душевная травма(Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом)

Ленч Леонид Сергеевич

— Даю!.. Беги за женой.

Джон Грахэм Таккер-младший, инженер и делец, посмотрел на Шубина озорными глазами Джонни Таккера, задиристого белокурого мальчишки, и сказал:

— Я поеду к тебе один. Не знаю, как твоя жена, но моя… О, это тяжелое орудие! Ты меня понимаешь?

— Вполне! — сказал инженер и улыбнулся так, как когда-то улыбался другой мальчишка, которого все звали Зайчиком. — Но как быть с твоим пальто? На улице мороз.

— Ты забыл, что у меня все-таки сибирская закалка. Итак, без двадцати двенадцать

я снова здесь, так?

— Так! Пошли!..

III

…Половина первого ночи в дверь номера Таккеров робко постучали. Дверь отворила Элизабет Таккер. На пороге стояли ее муж и незнакомый ей мужчина явно русской внешности, в меховой шапке.

— Я должен перед вами извиниться, миссис Таккер… — бойко начал Шубин, но Элизабет его прервала:

— Входите, джентльмены!

Глаза ее были затянуты сплошным льдом.

Мужчины вошли в комнату. Джон Грахэм Таккер-младший ступал не очень уверенно и твердо. Его крахмальная сорочка была сильно измята и в рыжих пятнах, а правая бровь залеплена розовым пластырем.

— Что все это значит, Джонни? — спросила Элизабет Таккер спокойно, хотя ей ужасно хотелось закричать.

— Ничего особенного, Элизабет, — с деланной беспечностью сказал Таккер-младший, плюхаясь в кресло. — Это Филя Шубин, мой школьный русский друг, — познакомься, я тебе о нем рассказывал. Мы с ним случайно встретились в холле, и я поехал к нему в гости на четверть часа. Я немного задержался — извини. Но ты же знаешь их русское гостеприимство!..

— Боже мой, что с твоей бровью? Это он тебя так гостеприимно отделал?

— У нас был честный бой, миссис Элизабет! — сказал Шубин, продолжавший стоять, виновато улыбаясь, посреди комнаты с шапкой в руке.

— Мы посидели с ним, немножко выпили, — продолжал свое повествование Джон Грахэм Таккер-младший, — вспомнили наши поединки. Он сказал, что теперь он бы меня побил, потому что в двадцать лет получил разряд по боксу и до сих пор занимается этим спортом как любитель. «Ты хвастун, Зайчик!» — сказал я ему. «Можем попробовать!» — сказал он и принес перчатки. Мы тут же начали бой, хотя его жена — ее зовут Наталия, она просила тебе передать привет — была против и даже назвала его дуралеем… Это ласкательное от «дурака»… Русский язык очень богатый!..

— Ты пьян к тому же! — сказала Элизабет Таккер.

— Ничего подобного. Мы начали бой как шутку. Я думал: мы обменяемся ударами — и все. Но я увлекся, дал ему в челюсть справа и сбросил его на горку с фарфором… Все вдребезги!.. «Может быть, хватит, Зайчик?» — сказал я. «Бой продолжается!» — закричал он страшным голосом… И через пять минут врезал мне в бровь. Бой пришлось прекратить! Я считаю, что по очкам выиграл он. Ты дашь нам чего-нибудь выпить, Элизабет?!

— Я позвонила Питерсам, когда выяснилось, что ты пропал, — с тем же ужасавшим ее самое спокойствием сказала Элизабет Таккер. — Он обещал принять меры. Тебя разыскивают

через полицию… или как там она у них называется.

Шубин поспешно поклонился миссис Элизабет, пожал руку Таккеру и ушел. И сразу же зазвонил телефон на столике в углу. Трубку сняла Элизабет.

— Он нашелся, Ричард! — сказала в трубку Элизабет Таккер. — Да, да, вот он тут сидит в кресле… Нет, не приедем, Ричард!.. Потому что он… в таком виде!.. Что произошло?.. Знаете… Чего только не выдумают эти мужчины! Вы? Нет, ни за что не догадаетесь!. Потому что вы не мужчина, Ричард!.. Я хочу этим сказать только то, что вы дипломат и джентльмен… Я вас тоже… Поцелуйте милую Рози!..

Она положила трубку, посмотрела на мужа…

— Если ты способен еще на один подвиг, то позвони в ресторан и скажи, чтоб нам принесли шампанское сюда!

Ее супруг прижал отклеившийся край розового пластыря к своему правому надбровью и радостно кивнул.

ЖИВАЯ ДУША

На улице они стоят и торгуют рядом.

У нее на рундуке — корзинка с крупными золотыми толстокорыми лимонами и несколько стеклянных консервных банок с какой-то болгарской овощной алой смесью.

У него — букинистические книги.

Она — молодая, с тугими розовыми щеками, голубыми глазами, как большая витринная кукла.

Он — худ, желт, в очках. Неопределенного возраста, однако далеко еще не старик. Меховой воротник у пальто зябко поднят. На голове помятая, в подтеках и пятнах фетровая шляпа неудачника.

Она звонко, весело, самозабвенно кричит-заливается на всю улицу:

— Покупайте лимончики, душистые лимончики, полезные лимончики, сплошной витамин за тридцать пять копеек!

Сделает паузу, наберет в легкие воздуху — и снова с той же удалью, с тем же жаром, с той же артистической самоотдачей:

— Вот лимоны, один сплошной витамин за тридцать пять копеек, — не жалейте денег, здоровье дороже!

У ее рундука непрерывно толкутся прохожие, золотая лимонная горка в корзине быстро тает.

Он сидит за своим столом, уставленным книгами, молча, отрешенный от шумной уличной жизни, чем-то чуждый и даже враждебный ей: уткнул бледный, заострившийся нос в томик Фенимора Купера и читает.

Она вдруг обращается к нему, говорит жалобно:

— Аркадий Семенович, миленький, присмотрите за моим товаром, наоралась до того, что кушать хочется — сил нет терпеть. Побегу к Дашке за угол за пирожками. Вам взять?

Он изысканно вежлив:

— Благодарю вас, Стеша, не беспокойтесь. Когда вернетесь, я схожу в диетическую столовую, а вы присмотрите тогда за моими фолиантами. Услуга за услугу. Идет?

— Идет, Аркадий Семенович. Я — мигом.

Улыбнулась ему без кокетства и побежала на красный свет напрямик через улицу, ловко увертываясь or несущихся машин.