Душевная травма(Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом)
Шрифт:
Вскоре вернулась. Сытая, ублаготворенная, с еще жующим ртом.
— Ну, пирожки у Дашки! Объедение! Я пять штук без оглядки уничтожила. Ступайте в диетку, Аркадий Семенович, со спокойным сердцем, я присмотрю за вашей библиотекой, все будет в полном аккурате.
Он уходит. Она смотрит на его сутулую, узкую спину, и в ее глазах появляется бабья терпкая жалость. Перевела взгляд на сиротский его стол с книгами и вдруг, когда его уже не стало видно, так же звонко и радостно завопила на всю улицу:
— Книги, книги! Покупайте интересные
Сделала паузу, набрала воздуху в легкие — и снова:
— Покупайте книги, не жалейте денег на культурные витамины!
Насупленный дядька в шапке с ушами, подвязанными под подбородком, взял со стола потрепанную книжку, взглянул мельком на заглавие, спросил строго:
— «Князь Серебряный» Толстого. Это кто же такой будет, князь Серебряный?
Она ответила не моргнув глазом:
— Брат Анны Карениной.
Кто-то из прохожих остановился у стола, сказал с серьезной миной:
— Странно! У Толстого почему-то написано, что брата Анны Карениной звали Стивой Облонским.
Она не растерялась:
— То — родного, а этот двоюродный!
Дядька в ушанке сказал:
— Я тогда, пожалуй, возьму… двоюродного!
Другой прохожий спросил:
— Скажите, а Гончарова «Обрыв» — это о чем?
— «Обрыв»? О том, как оборвалась одна любовь. Берите, не пожалеете.
И тут же к старухе, перебирающей книжки на столе:
— Если любите поплакать над книжкой, берите вот эту, бабушка, — «Хижина дяди Тома». Про негров. Я когда читала, обревелась вся.
Еще и еще спрашивают про книги, про писателей, она несет в ответ немыслимый вздор, но никто не обижается и не сердится на нее за это. Книги начинают раскупать.
Когда он наконец вернулся к своему столу, она показала ему на груду серебряных монет и бумажных рублей и сказала, гордясь своей удачей:
— Вам бы, Аркадий Семенович, еще немного задержаться над своей размазней, я бы вам все ваши фолианты вместе со столом продала!
ЗАВЕЩАНИЕ
Мне рассказали в одном доме эту житейскую историю, она показалась мне достойной печатной гласности.
Историйка эта похожа на современную притчу.
В ней нет ничего придуманного. Все взято из чаши жизни.
Итак, жили-были Володя П. и Лиза М. — молодые люди, муж и жена.
Володя П. работал электриком при домоуправлении, а Лиза М. — продавцом в галантерейном магазине.
Жили они хорошо, безбедно, в однокомнатной квартире кооперативного дома, того самого, который Володя обслуживал как электрик.
Детей у них не было.
— Еще успеем стать предками, надо в свое удовольствие пожить! — так отвечала Лиза, когда с ней заводили разговоры на эту тему.
И Володя придерживался той же точки зрения, но высказывался более определенно:
— Сначала надо крепкую материальную базу под наш с Лизой брачный союз подвести,
Володины мать и отец жили в деревне, у Лизы родителей не было — они погибли в Ашхабаде, когда там случилось землетрясение. Лизу воспитали ее бабушка и дедушка. Когда Лиза вышла замуж за Володю, они были уже совсем старенькие, больные, и им пришлось поселиться в доме-интернате для престарелых. Там им дали хорошую комнату, а свою они сдали жилищному отделу.
Когда живешь только «в свое удовольствие», как Лиза, времени на все то, что в понятие «удовольствие» не входит, катастрофически не хватает. Вот у Лизы и не хватало времени поехать к деду и бабке в их интернат, расположенный за городом, привезти им гостинцев, посидеть со стариками часок-другой.
Только соберется — как нарочно, явится Володя и все поломает!
— Никаких дедушек и бабушек. Взяты билеты в кино. Итальянская комедия с Сонечкой Лорен! Шутишь!
— Володя, я так давно собираюсь к ним поехать. Давай завтра пойдем в кино. А билеты можно продать!
— Да ты что, смеешься!! Я за этими билетами в очереди, как огурец, киснул, чуть не подрался с одним лбом, он хотел без очереди, словчить, а ты — «можно продать». Поезжай завтра к старикам!
— Завтра я не могу!
— Открытку пошли. Можешь от меня передать им пламенный привет и воздушный поцелуй.
Кто устоит перед несравненной Софи Лорен?! Володя и Лиза шли вечером в кино, открытка не писалась ни завтра, ни послезавтра, — дни катились за днями, месяцы за месяцами, год за годом.
Из интерната тоже стали редко поступать вести. Как там живут старики, что поделывают, как себя чувствуют? Лиза и Володя ничего не знали и не слышали вплоть до того дня, когда на имя Лизы М. пришло письмо от директора интерната. В письме коротко и с официальной сухостью сообщалось, что имярек, 83 лет, и его супруга имярек, 78 лет, скончались — он тогда-то, а она три месяца спустя, похоронены там-то и что Лизе М. надлежит прибыть в интернат по вопросу о наследстве.
Лиза, конечно, всплакнула, погоревала, показнилась, — она чувствовала и понимала свою вину перед стариками. Что касается Володи, то он живо воспринял лишь последнюю строку из письма директора интерната — «надлежит прибыть в интернат по вопросу о наследстве».
Володя погладил плачущую жену по голове и сказал бодро:
— Брось, Лизка, ну чего ты так разнюнилась! Логический же конец, все люди так — живут-живут и помирают. Тем более у них возраст был сверхпочтенный. Ты лучше скажи, что там за наследство у нас объявилось?
— Откуда я знаю! — продолжала всхлипывать Лиза. — Дедушка всю жизнь хорошо получал на работе. И премии ему давали хорошие. Наверное, были у него какие-то сбережения…
— Да, да, у таких стариков всегда кое-что имеется в загашнике! — с той же бодростью подхватил Володя. — Лизок, надо завтра же махнуть в интернат!