Душой и телом…
Шрифт:
Челси подчеркнуто медленным движением расправила плечи, стараясь втиснуть охватившее ее возбуждение в рамки приличия. Протянув одну руку к картонке с яйцами, она толкнула копилку в форме медвежонка на отведенное ей место под шкафчиками. Внутри, в фарфоровом сосуде, что-то звякнуло.
Челси наклонила копилку, чтобы заглянуть внутрь.
— Ага…
Чувствуя на себе взгляд Зика, она сунула руку в копилку.
— Ключ от входной двери. — Достав его, она вскинула руку. — Наверное, это Билли его сюда бросил.
Он внимательно посмотрел на ключ, потом
— Да, когда пересчитывал ваши деньги.
Нож громко стучал по доске, пока он, с силой налегая на него, резал лук, кромсая на равномерные кусочки снедавший его гнев, а Челси стояла и смотрела на него.
— В какую бы историю Билли ни влип, — наконец сказала она, — для чего бы ему ни понадобились деньги, но точно не на наркотики. Я знала бы, если бы Билли начал употреблять наркотики. Мы играли вместе.
Кивнув, он положил нож на стол, рядом с кучкой мелко порезанного лука, и глубоко вздохнул.
— Я тоже не думаю, что в этом дело, но… все равно спасибо, что сказали.
— А в чем, по-вашему, дело?
— Мне кажется, он начал играть на деньги. От этого до тотализатора один шаг. А поскольку здесь, в Саратоге, в августе начинаются скачки без препятствий…
— …Он мог совсем потерять голову, если бы начал играть на скачках.
— Вот и я так подумал.
Зик не стал ни оправдывать безрассудного брата, ни обвинять его. Они продолжали молча готовить завтрак, помогая друг другу и стараясь не замечать затаенных душевных порывов, в которых ни он, ни она ни в коем случае не признались бы. Однако, глядя на его напряженные плечи, плотно сжатые губы, Челси нутром чувствовала, что творится у него внутри. Он заговорил лишь после того, как они поставили тарелки на стол и начали есть. Зик поднял глаза от тарелки и бросил на нее все тот же взгляд, показавшийся ей таким властным два дня назад, когда они сидели за столиком в клубе.
— Челси, вам еще не поздно передумать и не лезть в это дело, — тихо сказал он.
— Не буду я ничего передумывать.
Он откинулся на спинку стула, плечи его поникли.
— Почему? Почему вас так сложно убедить?
— Может, потому, что не так просто зарабатывать на жизнь, играя на рояле. Может, со мной вообще не так просто, как вы полагаете.
Он испытующе посмотрел на нее, буравя взглядом, потом оттолкнулся руками от края стола, встал и, сунув руки в карманы, подошел к окну. Завитки волос на шее сзади падали на фланелевый воротничок рубашки Рея, отчетливо выделяясь на фоне выцветшей клетчатой ткани.
— Можно задать вам вопрос? — спросил он.
— Да?
— Вчера ночью, когда мы съехали на обочину, вы проснулись, перед этим вам что-то снилось. — Он повернулся, в глазах застыло настороженное выражение, словно он еще не решил, вправе ли задавать вопрос личного характера. — Что это было?
Челси медленно отодвинула тарелку.
— Родители погибли, когда мне было восемь лет. Несчастный случай. Иногда я… вижу их во сне.
На его лице мелькнуло выражение, которого она не ожидала увидеть. Судя по взгляду, он был озадачен
— Они погибли в автокатастрофе?
Она пристально посмотрела на него, не зная, стоит ли отвечать на этот вопрос. Какое-то время слышался лишь шум дождя и слабое поскрипывание ставней.
— Нет. Не в автокатастрофе. Мы снимали дом в окрестностях Бостона. Произошел пожар. Я благополучно выбралась наружу. Моя спальня находилась в заднем крыле дома. А вот они… не смогли.
Издав какой-то нечленораздельный звук, он с видимым усилием проглотил подступивший к горлу комок и на мгновение закрыл глаза. Взволнованная, терзаемая противоречивыми чувствами, она ждала, что он скажет.
Зик молчал. Пауза затягивалась, он повернулся и, направившись к выходу из гостиной, скрылся в дверном проеме, но вскоре вернулся, неся куртку, которую перебросил через плечо.
— Ипподром сегодня закрыт. А ни одно из тех заведений, что рядом, до вечера не откроется.
Она кивнула.
— Ложитесь и немного поспите. В пять я за вами заеду, и начнем поиски.
Он вышел, не попрощавшись.
Челси прислушалась к его шагам, звуки которых скрадывал потертый восточный ковер. Он открыл входную дверь, и шум дождя на мгновение усилился, но сразу же стих, как только щелкнул дверной замок.
Охваченная неясным ощущением утраты, она отодвинула стул, встала из-за стола и собрала тарелки. Нортам не нужны подачки.
Челси долго стояла у раковины, невидящим взором глядя на серые струйки, стекавшие по стеклу, стараясь унять тупую боль, сдавливавшую ей грудь, и разобраться в своих чувствах, от которых в горле начинало першить, а на глазах выступали жгучие слезы.
Внезапно она поймала себя на том, что в голове вертится обрывок какой-то мелодии. Узнав ее, она направилась к роялю, в котором обретала самое надежное утешение из всех известных ей.
В тот же день, в четыре часа пополудни Зика, забывшегося запоздалым, но, увы, слишком коротким сном, разбудил телефон. Когда раздался второй звонок, он снял трубку и, с трудом оторвав голову от подушки и еле ворочая языком заспанным голосом выдохнул:
— Алло.
— Пора бы уже и проснуться, — раздался негромкий голос Пита Тоски, управляющего компании «Норт Бразерс». В его тоне слышались ворчливые, раздраженные нотки. Пит работал у Зика со дня основания фирмы. — Черт побери, я с самого утра пытаюсь до тебя дозвониться!
Сев в постели, Зик потер глаза.
— Я все время был на месте, Пит. Не выходил из номера с самого утра, когда позвонил тебе и оставил сообщение на автоответчике.
— Да знаю! — рявкнул Пит. — Я весь день лаюсь с какой-то сопливой девчонкой-секретаршей, которая твердит, что ты, видите ли, спишь как убитый и не хочешь, чтобы тебя беспокоили, и просит перезвонить попозже. Ну а потом смена у нее закончилась.
— С какой-то сопливой девчонкой… а дальше?
— Да с секретаршей, дежурным администратором или как там еще она называется, черт бы ее побрал!