Душою и телом
Шрифт:
– «Магнуса – в мэры», – расшифровал ей слова на плакате Меллон. – Разве вы не помните? Это же середина семидесятых.
– Я никогда не знала, что Магнус занимался политикой.
– Это был незначительный эпизод в его биографии, насколько мне известно. Это дело ему быстро поднадоело, и он его забросил. Тем более что его так никуда и не избрали. Он просто бизнесмен, которому в один прекрасный день захотелось чего-то новенького в жизни, и он ударился в политику – но ненадолго.
– А какое, интересно, отношение имел к этому Дарин?
– Я знаю лишь то, что
– У меня такое ощущение, что он потерял интерес не только к политике, – заметила Касси. – Он потерял интерес и к сенатору Хаасу. Вы можете объяснить мне, что произошло?
– Боюсь, вы обращаетесь не по адресу, – улыбнулся Меллон. – Тони избегает разговоров о Джесоне, даже злится, если я спрашиваю о нем. Видимо, когда-то он относился к Дарину, как отец к сыну, а потом что-то произошло – я не знаю что – и все закончилось. Понятно, что сенатор не любит об этом вспоминать.
– Но ведь Магнус и Хаас остались друзьями, – заметила Касси, все еще рассматривая фотографию.
– Да, Вэнс Магнус один из наиболее влиятельных сторонников сенатора.
– Думаю, у них это взаимно, – сказала Касси. – То есть я хочу сказать, что если Магнусу понадобится что-нибудь в Вашингтоне, то Хаас и его команда всегда к его услугам, не так ли?
– Да, и, между прочим, в этом нет ничего противозаконного, – спокойно объяснил Джеффри. – Такие отношения уже стали в Вашингтоне общепринятыми.
– А разве я сказала, что это противозаконно?..
– Нет, просто я хочу объяснить, что есть вещи, которые вам наверняка не слишком хорошо известны. Я чувствую, что вы ищете в сенаторе что-то такое, чего в нем на самом деле нет. Я не говорю, что вы отыскиваете в нем плохое – нет, – продолжал Джеффри, подойдя к камину. Он почесал в затылке и уселся в кресло. – Возможно, вы пытаетесь найти в нем слишком хорошее. Но поймите, в Вашингтоне уже перевелись те идеальные политики, к которым когда-то относился Тони. Сейчас все гораздо сложнее – существуют различные комитеты, подкомитеты, группы с разными интересами. Бюрократия – а не краснобайство – правит теперь балом.
– Краснобайство? Вы хотите сказать, что в шестидесятые годы?..
– Не придирайтесь к словам, Касси, – ответил Меллон. – Я просто хочу помочь вам разобраться. Вы, наверное, уже успели заметить, что у сенатора чересчур насыщенный график, он произносит слишком много речей. И действительно, у него много помощников, которые за него эти речи пишут. Но поймите, так в наше время принято. И в том, что касается телесъемок, сенатор тоже предоставляет нам право решать, что нужно снимать, а что нет. Ведь выступление по телевидению это почти то же самое, что публичная речь, только аудитория гораздо больше. Люди слушают его, уютно
– И это еще раз подтверждает, что сенатор нуждается в дружбе Вэнса Магнуса и в съемках «Неприятных новостей».
– Я и не спорю с этим, – улыбнулся Меллон. – Я только хочу удостовериться в том, что мы с вами работаем в одной упряжке. Мне иногда кажется, что вы сами не знаете, чего хотите. Вы ищете в сенаторе что-то, чего в нем нет. Впрочем, это я уже вам говорил.
– Знаете, что мне хотелось бы сделать? – Касси словно не слышала его слов. – Мне хотелось бы снять эти фотографии. Можно наша съемочная группа заедет сюда на неделе и проведет здесь съемку?
Меллон окинул взглядом комнату. Касси показалось, что он с некоторым сомнением посмотрел на шкафчики на стенах – можно ли пускать сюда посторонних. Но Меллон, подумав, сказал:
– Я считаю, это можно будет организовать. Но учтите, только фотографии. Все остальное я запрещаю вам снимать? Понятно?
– Ну, разумеется.
Когда Меллон и Касси вернулись к гостям, вечеринка уже подходила к концу. Хаас, по одну руку от которого стояла Рита Кирби, а по другую – еще какая-то помощница, прощался с гостями. Сенатор изрядно набрался, и его помощники, словно сторожевые собаки, следили за тем, как бы чего не вышло.
– Где вы были? – подошла к Касси Шейла. – Я искала тебя повсюду. Представляешь, Магнус предложил нас подвезти? Так что есть шанс прокатиться на императорском лимузине. – Хотя Шейла старалась изобразить легкую иронию, Касси не могла не заметить, что ее подругу очень прельщает перспектива прокатиться на шикарной машине Магнуса. К тому же, видимо, она по-прежнему была не вполне равнодушна к тому, кто будет сидеть за рулем.
– Знаешь, я узнала кое-что новое о нашем шофере, – шепнула Касси Шейле, когда они, распрощавшись с Хаасом, шли к машине. – А еще я разведала, где Хаас скорей всего хранит бумаги.
– В подвале? – усмехнулась Шейла, окидывая взглядом черный «мерседес» Магнуса. – Я тоже зря времени не теряла: я любезничала с домоуправляющим.
Все время пока они ехали, Магнус беседовал только с Шейлой, а Касси молча смотрела в окно. И Шейла уже обрадовалась, что его интерес к Касси и исчез также неожиданно, как и появился, но не тут-то было. Он подвез Шейлу к ее дому и помог ей выйти из машины. Теперь они с Касси остались вдвоем.
– Вы сегодня такая тихая…
– Я просто очень устала. Работаю как заводная уже несколько недель.
– Хаас мне сегодня сказал, что вы носитесь за ним словно гончие.
– Да, это так. Но, несмотря на это, мы не отсняли ничего путного. Люди Хааса держат все под своим неусыпным контролем. Они не дают сенатору сказать ни одного живого слова.
– В наши дни политикам следует быть осторожными, – улыбнулся Магнус. – Огромное значение имеет то, что снаружи, а не то, что внутри. И есть вещи – такие, как, скажем, личная жизнь или финансовые дела, – которые не должны стать достоянием прессы. Ну, скажите, кто бы голосовал за Кеннеди, если бы знал, сколько он проигрывает денег?