Два брата
Шрифт:
Глава XXI. Выздоровление
Уже больше года по Европе ходили слухи о необычайном изобретении некоего доктора Орфиреуса. Утверждали, что Орфиреусу посчастливилось изобрести вечное движение, perpetuum mobile, решить задачу, над которой мучились изобретатели много столетий.
Орфиреус возил машину по германским городам и показывал любопытным за деньги.
Главную часть машины составляли два огромных колеса, чуть ли не до потолка. Колеса соединялись запутанной системой рычагов. Одно из колес было насажено на вал; веревка, намотанная на тот же вал, через пару блоков шла к грузу.
Посетители
– Сие есть тайна, – важно отвечал Орфиреус. – Я вам продемонстрирую действие моей махины, господа!
Он раскручивал одно из колес, и оно начинало вертеться с легким скрипом.
Рычаги качались взад-вперед, передавали движение другому колесу. На вал наматывалась веревка, поднимала кверху груз.
Посетители, вытаращив глаза, смотрели на действие чудесной машины. Минуты проходили за минутами, колеса всё двигались, а главное – тянули груз!
– Как видите, господа, моя махина не токмо сама движется, но и создает силу! – говорил «изобретатель».
Люди уходили ошеломленные. Машина Орфиреуса действительно была необъяснимым чудом.
Посетители, постояв за дверью вместе с Орфиреусом, возвращались в комнату через полчаса. А «чудесная» машина все продолжала работать! [129]
Петр еще в начале 1715 года узнал об «изобретении» Орфиреуса.
Во время выздоровления, когда ему нельзя было заниматься государственными делами и он был свободен, царь целыми часами думал о машине Орфиреуса Петр решил потолковать о ней с Егором Марковым.
129
Современная наука доказала, что изобрести вечный двигатель невозможно. «Изобретение» Орфиреуса было мошеннической проделкой: в другой комнате прятался человек, который приводил в действие колеса посредством тайного привода.
– Катюша, – сказал он жене, – вели позвать ко мне Егора Маркова.
Узнав, что ему приказано явиться к царю, Марков перепугался. «Государь узнал, что я бывал у царевича!» – решил Егор.
Он вошел в спальню Петра сам не свой. В комнате было полутемно, царь не заметил волнения Маркова.
– Ну-ка иди сюда, Егор – царский механикус! – сказал царь.
Голос его был веселый, и Марков понял сразу, что Петр Алексеевич на него не сердится. Он приблизился к постели.
– Слушай-ка, Егор, ты про махину Орфиреуса знаешь? Трактуют, будто сия махина сама собою движется. Ты понимаешь, какую важность имеет перпетуй-мобиль? Представь себе: поставили его около твоего токарного станка, он его вертит да вертит. У тебя ноги свободны, ты всю мысль, всю силу употребляешь на одно: точить! Ведь небось лучше выточил бы, чем теперь? А?
Глаза Петра засверкали от удовольствия. Он двинул рукой, точно прикладывая резец к обрабатываемой вещи.
– Само собой, ваше величество! Не в пример свободнее было бы. Только сомнительно…
Но царь продолжал, не слушая Маркова:
– Нет, Егор, ты подумай: ежели таких махин изрядное число построить, они могут ткацкие и прядильные станки двигать, молотами бить, кои гвозди куют! Знатно бы получилось! Сколько людей освободилось бы!
– Людей-то нам надобно, ваше величество! Сколько я по фабрикам ни ездил, стон
Царь тяжело вздохнул:
– Уж не говори, Егор! Как кладоискатель за сокровищем, гоняюсь за человеком, а где его взять? Земля велика, а людей мало! Работников в города насильно забирал, крестьян закреплял за фабриками, нищих, бродяг, монахов – долгобородых бездельников, – всех к делу приспособил и всё недостаток.
Егор слушал царя. Слова Петра воскресили в памяти токаря и трудную его молодость, и каторжную жизнь работных людей, которую он наблюдал на заводах, и рассказы брата о великой крестьянской нужде.
«Людей не хватает, – подумал он. – А ведь есть они, только не видит царь».
Нерешительно, пугаясь собственных слов, Егор предложил:
– А ежели бы, государь, крестьян у помещиков взять да на фабрики определить?
Царь бросил на Маркова потемневший взгляд и закричал:
– В советчики лезешь? Место свое забыл? Вишь залетела ворона в высокие хоромы! – Петр сердито передразнил: – «Крестьян у господ взять»! А того не ведаешь, дурачина, что на дворянах все государство стоит, что первый дворянин – это я сам?! Нет, видно, избаловал я тебя своей милостью, что ты уж зазнаваться стал!
Слушая гневную отповедь царя, Егор стоял ни жив ни мертв. Едва нашел он в себе силы пролепетать:
– Прощения прошу, государь! Не подумавши сболтнул.
– То-то, не подумавши. Твое дело над станками думать, а не государевы заботы на себя брать.
Но, внимательно посмотрев на Егора, царь успокоился. «Бунтовских мыслей нет у него, – подумал, – так, от дурости ляпнул». И уже ласковее сказал:
– Ладно, на первый раз прощаю, но больше – не забываться у меня! Давай лучше о деле говорить. Вот Орфиреус не выходит у меня из головы. Я бы все-таки у него махину купил.
Егор, все еще не опомнившийся от страха, сказал дрожащим голосом:
– Оно бы хорошо перпетуй-мобиль заполучить, ваше величество, да только не верю я в него.
– Гм… гм… – Петр призадумался. – А может, этот Орфиреус до такого оборота додумался, какой никому еще в голову не приходил?
Вошел Арескин.
– Ваше величество, разговоры вредят вашему здоровью. Выпейте микстуру.
– Поди прочь с своими микстурами. – Царь сердито затеребил выросшие за время болезни усы. – Мне с моим механикусом здоровее разговаривать.
– Ваше величество, – грозно заговорил доктор, – или вы не хотите выздороветь?
– Фу, надоел, – с досадой сморщился царь. – Ладно уж, ступай, Егор! О махине Орфиреуса думай! Может, свою такую домудришься сделать? Не все же немцам верхи снимать, я чаю, наши, русские, посмекалисгей, а?
Марков низко поклонился царю и, пятясь, вышел в дверь. Чувство неизъяснимой тревоги и неудовлетворенности одолевало его. Ему показалось, что он стал меньше ростом, незначительнее, что никто не обращает на него внимания, никто не кланяется ему, хоть он и царский механикус и с давних пор в милостях у Петра.