Два часа до конца света

Маршанский Виктор

Лагерь, как можно было догадаться, располагался в сумеречных лесах Севера. Мы обитали там, куда не забредают даже демоны. Цветы, растущие в чаще, наносили всякой нежити урон смрадом своих бутонов. Деревья стонали в порывах ветра, и в этих голосах шаманы слышали молитвы. Лес был дружелюбен к человекам. Помимо укрытия за толщей чёрных ветвей, он давал возможность питаться грибами и ягодами. Неосторожный путник, съев неправильные плоды, мог поймать в своём разуме видение. Неудивительно, что в глубине тех лесов можно было наткнуться на жилище колдуна, засушивающего травы

и некоторых особо надоедливых людей.

Единственная вещь, доставлявшая нам неприятности, — это чудовищные кошмары, одолевавшие нас по ночам. Самих снов никто не помнил, но братья по оружию утром рассказывали о наших криках в ночи. Тем не менее, вскоре мы привыкли и к этому.

Когда друзья притащили меня в лагерь, я был в полубессознательном состоянии. Я пролежал несколько дней, почти не шевелясь, обмотанный шкурами зверей, под настилом из ветвей, защищавших меня от снега. Иногда Вожак уходил на охоту, либо приводил мага-отшельника, готовящего для меня различные зелья. Я запомнил только прикосновения его старческих рук, в те моменты, когда он вливал в мою глотку вязкую жижу со вкусом плесени. Спустя ещё пару дней, я начал приходить в себя. Моя душа, блуждающая между жизнью и смертью, постепенно возвращалась в тело. Когда я заговорил с друзьями, дав им понять о своём состоянии, они помогли мне подняться и сесть возле костра.

— Вчера я вернулся из поселения на Юге. — Рассказывал Вожак. — После нашего нападения, Мнемогемнон двинулся далее на восток, оставив войско. Колдун считает, что он движется в горы. Говорит, там есть дверь в иной мир, которую давно уже никто не открывал.

— Он оставил войско? — Переспросил я, допивая горячий отвар из обломка собственного шлема.

— Да. Перед этим он обезобразил их. Я видел десятки мужчин, из глаз которых ручьями сочилась серебристая полынь. Они были на грани безумия. Местный лекарь предпринял множество попыток исцелить их, но все они оказались безуспешными. Ядовитый смрад Мнемогемнона, который он оставил им, якобы, в дар, поглощает их души.

— На что ещё рассчитывали эти трусы? — Насмешливо выплюнул Слепец, уставившись на огонь побелевшими глазами. — Пусть скажут спасибо за то, что их тела не хоронят в двух гробах по отдельности.

— А что насчёт двери в горах? — Продолжал расспрашивать я. — Кто-нибудь видел её?

— Колдун видел. Он говорит, что пик одной из вершин будто срезан, и на абсолютно ровном камне высечены письмена, оставленные кем-то, жившим очень давно. Очевидно, Мнемогемнон жаждет возвращения на свою территорию.

— Стоит ли нам мешать этому?

— Тому что он убирается обратно в свою клоаку? Нет. И кому мы можем помешать? Нас всего трое.

— А если он вернётся со своей истинной армией? Если Мнемогемнон приведёт сюда тысячи тварей, подобных ему?

— Колдун тоже волнуется по этому поводу. Он предлагает пойти вслед за демоном, и уничтожить врата, как только он их пересечёт.

— И как же мы уничтожим гору? — Поинтересовался Слепец, слегка повернувшись к нам левым ухом.

— На этот счёт нужно посоветоваться с Колдуном. Завтра я схожу к нему, а вы оба отдыхайте.

На

следующий день, когда я проснулся, Вожак уже ушёл. Я тихо подозвал к себе своего незрячего товарища, попросив усадить меня и напоить остатками отвара из листьев дикой смородины.

— Как себя чувствуешь? — Спросил он, привалившись к стволу осины.

— Уже лучше. Думаю, через пару дней, если Бог даст, встану на ноги. Самое главное сейчас — не подцепить хворь.

Мой друг, нащупав ветку, принялся ломать её в руках.

— Мир катится в пропасть, да? — Произнёс он, уставившись незрячим взглядом в чащу.

— Мир всегда был таким, — вздохнул я, помешивая еле-тёплый отвар в котелке над потухшим костром.

Вдалеке заскрипели деревья. Обернувшись, я стал всматриваться во мрак чащи, пытаясь уловить движения приближающейся опасности.

— Это ветер, — уверял Слепец, — там никого нет.

— Откуда ты знаешь?

— Будь это зверь или человек, я бы слышал его шаги, или дыхание. С момента, когда я утратил силу зрения, я всё больше и больше ощущаю движения звуков. Дыхание ветра, шелест листвы. Закрой глаза, и ты почувствуешь, как всё вокруг излучает шум. Этот мир полон голосов, брат. Этот лес кричит.

Спустя какое-то время вернулся Вожак, продираясь сквозь толщу ветвей. Изрядно вымотанный последними событиями, побледневший и истощённый, он наносил удар за ударом, прорубая себе путь лезвием закалённого в бою меча. Он ходил к шаману раз в три-четыре дня, и каждый раз на знакомой дороге возникали всё новые препятствия. Когда-то этот колдун заключил союз с духами Северного леса, и потому, подход к жилищу кудесника всегда был полон преград. Деревья вырастали из земли, достигая небес, и сплетались между собой ветвями, образуя целые вёрсты труднопроходимых мест.

Как и ожидалось, Слепец услышал приближение Вожака задолго до его прихода в лагерь. Однако, я был слишком слаб, чтобы выйти ему на встречу.

— Как прошла встреча? — Молвил я, едва он показался из-за зарослей.

Тяжело дыша, Вожак сел у кострища, воткнув в землю оружие. Несколько минут он собирался с мыслями, переводя дух.

— Этот шаман, видно, на старости лет совсем потерял рассудок.

— Что случилось? — Вопрошал Слепец, шаря по округе руками, в поисках веток.

— Он поведал, что не собирается вступать в борьбу, которая его не касается.

— Тебя это удивляет? — Кряхтел я, пытаясь встать на непослушные ноги. — Эти нелюди всегда сторонились и человеков, и проблем, связанных с ними.

Шатаясь, я держался за ствол дерева. Мой незрячий друг, скинув ветки в кострище, ушёл немного вглубь леса, и вскоре вернулся с несколькими палками. Одну из них он отдал мне, на которую я опёрся, чтобы стоять увереннее на своих двоих. Вожак тем временем крошил в котелок припасённые листья смородины. Наблюдая, как я предпринимаю не особо успешные попытки к передвижению, он поместил несколько листочков себе в рот.