Два дня до солнца
Шрифт:
Не оглядываться. Не останавливаться. Не прислушиваться к ударам каменных ступней о брусчатку. Просто бежать так, как никогда не бежал.
«Ты сам её придумал, - хохочет в глубине сознания издевательский голос, - твой персонаж, твоя любимая горгонида. Та, что не дает покоя главному герою, та, что никогда не умирает…»
Море бросает волны на берег, злится, лютует. Не хочет останавливаться, ярится, словно древнее чудовище, которое оказалось в клетке из собственного
Она выходит из волн - белокожая, нежная, гибкая. Улыбается так, что стынет кровь в жилах.
Изуродованная шрамом нижняя губа чуть дергается. Пышные волосы крупными локонами падают на спину.
Она поднимает руку. Медленно, но верно нежная кожа наливается каменной тяжестью, становится твердой и холодной.
И глаза… глаза… Они совсем не похожи на человеческие. Белый алебастр, гладкая галька, стертый тысячами прикосновений известняк.
От одного взгляда прошивает сотни раскаленных игл словно, впиваются во все тело. Да так, что вовек не достанешь.
Кирилл понимает: если бы не артефакт, отражающий силу, то сейчас бы он больше не дышал.
Алкеста улыбается снова, и он вздрагивает. Улыбка чудовища на лице прекрасной девушки.
– Ну вот мы и встретились, - шепчет она, и голос сливается с шипением змей, в которых превратились её локоны.
Проклятая. Проклятая дочь Горгоны. Та, что выжила и смогла бежать. Бежать в трюме торгового корабля так далеко, что никто бы не надумал искать. И вышла на берег, омочив ноги в волнах Понта Эвксинского…
Она сама частично становится камнем, потому что не может сдерживать тот яд и силу, пронизывающую её с ног до головы. Делая камнем кого-то, она сама теряет живую плоть.
Проклятое дитя несчастных дочерей старца Форкия, которые не смогли пойти против тех, кто был выше и обладал огромной силой. Сначала изгнанные и превращённые в чудовищ, а потом погибшие от руки полубога. Но не обо всех рассказали мифы, не все знают правду.
Кирилл делает шаг назад. Ну нет, не возьмешь. Он знает, как нужно вести себя с горгонидами.
Он-то знает!
А я несусь мимо Арсенала, где известная на всю страну «Реберня». И дальше, в объятия тёмной улицы, которая сможет укрыть от преследовательницы.
В правом боку начинает колоть. Я в неплохой физической форме, но вот далеко не спринтер. Останавливаюсь возле первого попавшегося дома, упираюсь ладонями в колени и, согнувшись, пытаюсь отдышаться. Сердце колотится как ненормальное. Если буду двигаться в таком же темпе, далеко не убегу.
«Не мог я придумать что-то подобрее?
– мечется сумасшедшая мысль и уступает место следующей: - Чтобы я ещё какую-то хтонь придумал, боже…»
Судорожно вспоминаю, что там было про скорость Алкесты…
В голове
Ни на что не надеясь, я достаю из кармана смартфон, листаю телефонную книжку. Понимаю, это глупо… но пытаюсь уцепиться за остатки ускользающего разума.
Потому что я не знаю, как тут оказался. Не знаю, почему настолько темно - это не обычная ночь.
Холодею от ужаса, когда понимаю, что в телефонной книжке всего один номер. Неизвестный.
– С ума сойти, - бормочу я еле слышно.
Сюрреализм, мир галлюцинаций, где я оказался не пойми по какой причине. И я понятия не имею, сумею ли отсюда выбраться.
От шороха-шипения я чуть ли не подскакиваю. Не уверен, что это Алкеста, но лучше не медлить. Не отдавая себе отчета, нажимаю на кнопку вызова - в ухо летят долгие гудки.
К горлу начинает подступать истеричный смех.
На что ты рассчитываешь, Антон Шут?
От стука каменных ступней об асфальт я подпрыгиваю и снова кидаюсь вперед. Попадается какой-то дворик - тихий и тёмный. Пальцы сжимают телефон так, будто это единственное моё спасение.
Только вот бежать неведомо куда - это совсем не выход.
Шаги за спиной снова затихают. Я смотрю по сторонам, пытаясь понять, где можно спрятаться. Дома поднимаются в ночное небо, свет горит в окнах, но вот беда… ни одной двери.
Обежав ещё несколько домов, холодею от ужаса. Нет, такого не бывает.
Уже дёргаюсь, чтобы повернуться и рвануть по дорожке подальше отсюда. На плечо опустилась тяжелая рука.
Я подпрыгиваю опять, сердце чуть не выскакивает из груди.
– Тише-тише, не надо так нервничать, я был занят, - шепот обжигает мою шею.
Замираю не в силах поверить, что сейчас слышу именно его. Медленно оборачиваюсь. С губ чуть не срывается крик ужаса.
У него белая кожа, узкий подбородок, скулы, о которые можно порезаться и… нет глаз. На их месте два провала в бездонную тьму. Вместо век - чудовищные пасти, вместо ресниц - оскал тонких клыков.
Я отшатываюсь, меня ловко перехватывают за запястье и не дают отклониться дальше.
– Скажи спасибо своему богатому воображению.
– Он откидывает назад волосы, серебристые как ковыль. Да… это он. Несмотря на весь ужас и дикость, его волосы не изменили цвета, и плевать, что тьма царит вокруг.
Передо мной в каком-то жутком и нечеловеческом обличье стоит Дан Ярасланов.
Я хочу вас убить.
Господин Шуткач, вы меня прекрасно слышали.
Я. Хочу. Вас. Убить.
Неужели это всё?