Два друга
Шрифт:
Ой, Витя ! Какой ты красивый! Да в красной рубахе!
И, приостановившись, стала рассматривать красочное изображение. Аккуратным движением руки муж отодвинул жену в сторону и, подойдя поближе, плюнул в афишу.
Елена, растерявшись от неожиданной выходки супруга, воскликнула:
Ты что творишь? Ведь люди смотрят!
На что тот, даже не задумываясь, с невозмутимым, но слегка проказливым видом произнёс:
Это для того, чтобы нашего ноздреватенького не сглазили. Представь, сколько разных людей пялятся на него в течение дня. А ты что подумала? – обратился он к супруге, повернувшись.
Виктор, ухмыляясь художеству и находчивости друга, слегка подталкивая его в спину, добродушно поторопил:
– Давай,
В небольшом конференц-зале гудел собравшийся народ. За столом – так называемым лобным местом, слегка смущённые обилием людей, сидели Тузы – поэт Николай и его жена – прозаик Галина. Хотя – сначала прозаик, им она стала раньше, чем женой Николая. Супругов напрягала роль ведущих, им предназначавшаяся. Как и Казаков, они не любили помпезности и всячески старались этого избегать. Однако данной троице, известной своим творчеством в литературных кругах, сегодня раствориться в толпе навряд ли удастся.
Свернув резко вправо, Климовы быстро поднимались по редким мягким ступенькам в конец зала. Стараясь перекричать ор, Виктор повысил голос и кинул удаляющейся семейной паре вдогонку:
– Славик, иди к нам!
На что сразу же получил многообещающий ответ:
Нет уж, мне надо настроить гитару. Да ещё, как и положено на таких мероприятиях, я хочу слегка вздремнуть...
Вскоре люди стихли, виновник торжества, держа в руке свой новый сборник «Сентябрь в тёмно-синем», открыл встречу, связанную ещё и с его шестидесятилетием. Поприветствовав гостей, Виктор обвёл взором собравшихся и с присущим ему лёгким сарказмом произнёс:
К сожалению, сегодня здесь отсутствуют оппоненты...
С галёрки не до конца заполненного зала, вклинившись в возникшую паузу, забавы ради прозвучало отчётливое:
А ты не беспокойся, трудности я тебе сегодня обеспечу!
И несложно было догадаться, кто продолжал вносить смуту в собрание местного бомонда и ему сопереживающих.
Слава, веди себя поприличней... – обратилась вполголоса жена к мужу.
А вы мне, девушка, не указ. Понаехали тут... Житья от вас нет... – тихо, но опять-таки по-хулигански пошутил он, склонившись над гитарой и пытаясь услышать тонкий звук спаренных струн.
(Елена по отцу была осетинка, а по матери – украинка).
Вот же зараза какая, я больше с тобой никуда не пойду... – шёпотом, также шутливо ответила она. Остроту его забав понимали далеко не все, в отличие от близких и друзей.
Не успела двенадцатиструнка после температурного перепада прийти в себя, как Виктор вновь обратился к гитаристу:
Давай, Славик, с тебя и начнём!
Давай! – быстро согласился он. – А то меня кондратий хватит...
Елена помогла мужу выйти и разместиться между притихшей публикой и литературной тройкой. По ранней договорённости с Казаковым, они с ним были одеты в светлые сорочки с длинным рукавом, строгие брюки с наглаженными стрелками и чёрные туфли. Представший перед залом быстро перебросил через голову широкий гитарный ремень и поправил инструмент. Стараясь успокоить себя, глубоко вдохнул и, шумно выдохнув, продолжил едва начатую встречу. По всему было видно, что слова ему давались с трудом. Рассказывал он об известном поэте, но мало знакомом присутствующим участнике афганских событий. Во время исполнения «Цинковой почты» на небольшом экране шла хроника минувшей войны. Желая вывести слушателей из грустного настроения, между песнями под свои мелодии и на стихи Казакова, Слава вспоминал шутейные случаи, связанные с их дружбой. Внимающий зал с оживлённым удовольствием принимал и грустное, и весёлое.
Пресса достаёт нас обычно раз в год, – рассказывал Вячеслав, – в день вывода советских войск из Афганистана. И вот – очередная дата, которую и праздником не назовёшь, но и «чёрной цифрой» тоже, по мне, ей больше подходит – День памяти. Ну
Обмениваемся дежурным приветствием, и я аккуратненько, но с удовольствием сообщаю новость. На что получаю вполне заслуженный и мало ожидаемый мною ответ: «Да я им ещё вчера вечером дал твой номер, сказав, что лучше Климова об Афганистане никто не расскажет. И добавок ко всему, он ещё и под гитару поёт на эту тему...». Имея счёт «один-один», мы рассмеялись и распрощались. На этот раз общения с прессой избежали оба.
Выступающий тронул струны, гитара покорно отозвалась богатым звуком, и Слава запел. Зал послушно перешел от совместного с рассказчиком веселья к сопереживанию поющему.
Вообще-то, – продолжил он говорить, закончив петь, – мы хвалим друг друга довольно редко, даже, можно сказать, никогда. Но зато я ему часто говорю: «Ты, конечно, Казаков, поэт безусловно талантливый, но человек ты неважный...».
После сказанного Слава повернул голову влево и как будто бы сплюнул на пол. Публика взорвалась смехом. И, словно в доказательство произнесённого, два женских голоса, не удержавшись, воскликнули: «Да, это точно!».
На что Вячеслав, быстро развернувшись, обратился к сидящему за столом, широко и довольно улыбающемуся юбиляру.
– Видал, а ты говорил, что нет оппонентов, а нас уже трое. И ещё надо внимательно разобраться, чем это ты насолил таким прекрасным девушкам...
Слушатели вновь взорвались смехом. А гитарист, подстроив струны, запел. Завершая песню, на словах : «...Ворвался свинец и не отпустил. Скрутил и пригнул к земле...» голос заметно задрожал. Закончив исполнять, Слава снял гитару и, устало поблагодарив публику за внимание, попросил разрешения свернуть выступление. Сидящая в первом ряду пожилая женщина, видя его непростое внутреннее состояние, предложила глотнуть воды. На что Казаков громким голосом посоветовал заменить её на водку. Климов лишь молча перевёл взволнованное дыхание и отмахнулся, выражая всем своим видом и жестом руки их коронное и неизменное: «Да пошёл ты...».
Ровно год спустя их вновь собрал юбилей, но теперь уже – пятидесятилетие Вячеслава. Именинник встречал гостей в оригинально-стильных очках «Рай-Бан». Пару-тройку дней назад Казаков, не особо отличавшийся от своего друга по части выходок, опять-таки умудрился выкинуть номер. Зная, что сослуживец решил приобрести новые солнцезащитные, неизменно непроницаемые для посторонних взглядов тёмные очки, сказал: «Не мудри, у меня знакомая держит магазинчик, поэтому я смогу выбрать и по разумной цене взять, что понравится».