Два года из жизни Андрея Ромашова

Ефимов Е.

– Есть, парень один, спит пьяный. Проходите.

– О, да у вас тут выпивка! Это хорошо.
– Баньковский быстро налил себе полный стакан.
– Твое здоровье. Времени мало, давай о деле, - он покосился на спящего на полу Вадима.

– Ничего, его пушечным выстрелом не добудишься. Ладно, ладно, я его вытащу.
– Коренастов подхватил Вадима за ноги и поволок в спальню Симочки.
– Теперь можете совсем не беспокоиться, - сказал он, плотно прикрывая дверь.

– Вам следует срочно получить большую партию боеприпасов и оружия. Там же...

– Трудно очень стало

ездить по Волге - чекисты везде шныряют, выглядывают, выискивают.

– Ничего не поделаешь. Вывезти оттуда надо, не медля. Сами знаете, держать там долго невозможно.

– Придется не в город, а прямо в лес доставлять.

– А что, тут вам не надо?

– Здесь уже заполнено все. Хватить должно на всех, в случае если удастся подняться. А вы почему же сами приехали? По почте удобнее и безопаснее.

– Говорю же тебе, личные дела были. Вот заодно и зашел. Так надежнее, чем письмом. Сам знаешь, как они теперь идут.
– Баньковский налил себе еще стакан и покосился на капусту.
– Чего-нибудь посущественнее нет?

– Сейчас принесу...

– Ну, рассказывай, как в Симбирске жизнь, - благодушно сказал Баньковский, когда они уже вдвоем выпили и закусили, - как большевички тут орудуют. Был я сегодня у своего дома. Поглядел и ахнул: одни стены. Разграбили товарищи, все добро вывезли. А потом прошелся, посмотрел: у Кирпичникова, Заборина, Балакирщикова - везде то же самое. Прямо плакать хочется. Может, и в самом деле господь бог наказывает нас, православных, за грехи наши, а?

– Да какие там грехи! Добренькие слишком с ними были - вот и расплачиваемся. Крепче зажимать надо было. И казней, казней побольше! А то, видите ли, ссылки им...

– Может, ты и прав. Вон твой друг Никита Ухначев как с мужиками расправляется - почище, чем я в контрразведке. Его и боятся, по всей губернии страх нагнал, второй год изничтожить не могут. Так-то... Ты ему оружие-то побыстрее подкинь, понял? А то вы тут в городе все медлите.

– В такой обстановке хочешь не хочешь приходится в союзнички всякую шваль брать - анархистов, эсеров... Вот и либеральничаем.

– Да-да... Ну, ничего, большевиков задавим, с этими быстро расправимся. Давай-ка выпьем.
– Баньковский снова поднял полный стакан и взглянул на Коренастова. Тот спал, положив свою большую лохматую голову на руки.

– Ого, хозяин-то, кажется, уже бай-бай, - негромко сказал сам себе полковник.
– Что ж, и без него не заскучаем.

Он допил свой стакан. Затем открыл грязный брезентовый портфель, с которым пришел, и стал вытаскивать из него какие-то бумаги. Наконец с самого дна достал объемистый узелок, положил на стол и развязал. Тускло заблестели золотые браслетки, ожерелья, кольца, сверкнули яркими лучиками бриллианты.

Баньковский несколько мгновений молча любовался своим богатством. Да, черт возьми, он все же сумел раздобыть себе кое-что на черный денек! А ведь два состояния когда-то прожил! Ну что ж, господа хорошие, вы здесь себе воюйте с большевиками, а с него хватит. Все равно толку нет и не будет. Теперь бы только пробраться из России за границу. В Париж - вот куда надо ехать...

Углубленный в свои мысли, полковник не

слышал, как скрипнула дверь и в столовую вошла молодая женщина в халате, с распущенными волосами. Симочка недавно вернулась - прошла в дом через половину религиозной общины. В спальне увидела на полу спящего пьяного Вадима и поняла, что Коренастов с кем-то еще пьет. Раздевшись и улегшись в огромную двухспальную кровать, она прислушалась к тихой беседе в соседней комнате, однако ничего не могла разобрать. Но вот разговор стих. Ушли?..

Она встала и тихо отворила дверь. Увидев страшного безносого человека, уставившегося в драгоценности на столе, Симочка остолбенела. Первым движением Баньковского было прикрыть свои сокровища, но он тут же понял: поздно, эта женщина все равно их уже увидела.

– Вы кто?

– А вы? Я хозяйка здесь, Серафима Ивановна.

– Ха, а я ведь вас знаю...

– Откуда?

– Да, да! Вы вот такой девочкой были - дочка Анны Федоровны. Где она теперь? А ну-ка давайте выпейте со мной за компанию. Да не бойтесь, не кусаюсь...

Симочка нерешительно подошла к столу и села напротив. Крепко захмелевший полковник не сводил с нее глаз.

– Какая же вы красавица!
– вдруг прохрипел он и протянул к ней руки. Испуганная женщина вскочила со стула, подбежала к двери.

– Захотите - все это будет вашим, - Баньковский широким жестом обвел драгоценности.
– Все! Поедем с вами в Париж...

Он направился к ней. Симочка побежала в спальню и попыталась запереть дверь, но Баньковский успел подставить в щель ногу. Она вскочила на кровать, забилась в угол, прикрылась одеялом. Вот он уже приближается к ней - страшный, пьяный, с уродливым лицом.

– Помогите!

Нет, никто в этом доме не придет к ней на помощь. Рука инстинктивно пошарила по тумбочке и сжала что-то холодное, тяжелое. Подсвечник! Она подняла его и с силой ударила полковника по виску. Баньковский даже не вскрикнул. Его цепкие длинные пальцы, уже схватившие женщину за руку, разжались, и он упал на крашеный пол.

Убила? Неужели она убила человека!.. Симочка не могла оторвать от него глаз. Дверь скрипнула, и в комнату вошел Коренастов. Он уже видел драгоценности, разбросанные по столу, и теперь сразу все понял.

– Собаке собачья смерть, - спокойно сказал он.
– Так ему и надо. Да не бойся ты! Ну что такого? Пристукнула, и все, ерунда! Зато вон сколько добра нам досталось.
– Он быстро вышел и тут же вернулся, неся в тряпочке золото полковника.
– Давай-ка спрячь пока в комод и иди спать к девушкам. Я сам тут управлюсь...

Когда Симочка ушла, Коренастов с трудом растолкал Вадима.

– Да просыпайся ты, чурбан осиновый! Вон что наделал, а спишь.

Парень долго не мог понять, чего от него хотят.

– Человека ты спьяну убил. Не помнишь, что ли? Поссорились вы, ты его и пристукнул подсвечником, вот этим.

– Не может быть!
– Вадим поднялся, увидел лежащего полковника и присел, весь дрожа, на кровать.

– Ничего, ничего страшного. Я никому не скажу... Потом, как говорится, посчитаемся. Вот только мертвяка отсюда тебе надо утащить подальше - на свалку. Понял?