Два года каникул (с иллюстрациями)
Шрифт:
Гордону, как главе колонии, надлежало следить за выполнением программы, которая будет меняться лишь при особых обстоятельствах.
Приняли меры, чтобы вести отсчет времени. На календаре с «Верткой» полагалось регулярно вычеркивать каждый прожитый день, а также аккуратно заводить часы. Календарь доверили Бакстеру, а часы — Уилкоксу. Следить за барометром и термометром поручили Уэббу.
Решили также вести дневник, с тем чтобы заносить все, что уже случилось и что будет происходить во время их пребывания на острове. Делать записи в нем вызвался Бакстер, и колонисты были уверены, что при его аккуратности
Оставалось наладить еще одно очень важное и неотложное дело — стирку белья. К счастью, оказался большой запас мыла, однако младшие дети ужасно пачкались, играя на Спортивной площадке или занимаясь рыбной ловлей. Сколько раз Гордон делал им строгие замечания и припугивал наказанием, но, увы… В результате стирка отнимала много времени и сил, и Моко при всей своей сноровке не успевал один справляться с нею. Таким образом старшие нехотя были вынуждены помогать юнге в этом непривлекательном занятии, чтобы содержать в чистоте белье во Френч-дене.
На следующий день после утверждения программы наступило воскресение. Известно, с какой строгостью соблюдается воскресный день в Англии и Америке. В городах, поселках и деревнях жизнь буквально замирает. По обычаю, в этот день запрещаются любые развлечения и увеселения. Нужно не только скучать, но и всем своим видом выражать скуку. Это правило строго предписывается и взрослым и детям. Традиции! Опять эти пресловутые традиции!
Однако на острове Чермен решили немного смягчить эти строгости. И в этот день юные колонисты устроили экскурсию по берегам Семейного озера. Было очень холодно, и после двухчасовой прогулки все с удовольствием вернулись в теплый холл и съели горячий обед, меню которого особенно заботливо составил шеф-повар Френч-дена.
Вечер закончился концертом: аккордеон Гарнетта служил оркестром, а остальные пели более или менее фальшиво с чисто англосаксонской старательностью. Только у одного Жака был довольно приятный голос. Но в силу его теперешнего необъяснимого настроения он не участвовал больше в развлечениях своих товарищей и в этот вечер, как его ни упрашивали, отказался исполнить одну из тех милых детских песенок, которые, бывало, распевал в пансионе.
Воскресный день, начавшийся утром кратким словом «преподобного Гордона», как называл его Сервис, закончился общей молитвой. В десять часов вечера все уже спали крепким сном под охраной Фэнна, на чутье которого можно было положиться в случае приближения опасных посетителей.
В течение июня холода все усиливались. По наблюдениям Уэбба, стрелка барометра опустилась, а термометр показывал десять — двенадцать градусов мороза. Но как только ветер с ледяного юга [122] переходил на западный, становилось немного теплее, и окрестности Френч-дена покрывались толстым слоем снега. Тогда мальчики занимались игрой в снежки, бомбардируя друг друга плотно слепленными белыми комками. Кое-кому при этом попадало по голове, и однажды снежок, неудачно брошенный Кроссом, довольно сильно ударил Жака, не принимавшего участия в игре. Он только наблюдал за проказниками, стоя в стороне, как вдруг вскрикнул от боли.
[122]Ледяной
— Я не нарочно,— оправдывался Кросс. Обычное извинение неловких.
— Ну разумеется,— сказал Бриан, прибежавший на поле сражения, услышав крик брата.— Но все-таки не надо было кидать с такой силой.
— А зачем Жак стоял тут, если он не играет! — возразил Кросс.
— Сколько разговоров из-за пустяковой болячки! — воскликнул Донифан.
— Ну ладно. Это не беда,— ответил Бриан, чувствуя, что его соперник ищет повод к спору.— Только я прошу Кросса в другой раз так не делать.
— О чем это ты его просишь? — насмешливо спросил Донифан.— Ведь он же сказал, что сделал это нечаянно.
— Я не понимаю, зачем ты вмешиваешься,— возразил Бриан.— Это касается только Кросса и меня.
— Ну нет, это касается и меня, если ты разговариваешь в таком тоне,— заявил Донифан.
— Как тебе угодно… и когда угодно,— бросил ему Бриан, скрестив руки на груди.
— Немедленно! — вскричал самолюбивый англичанин.
В этот момент подоспел Гордон — и очень кстати,— чтобы помешать ссоре перейти в драку. Он справедливо назвал зачинщиком Донифана; тот, ворча себе под нос, ушел в пещеру. Но можно было опасаться, что любой другой случай окончится хорошей потасовкой.
Снег шел двое суток не переставая. Чтобы позабавить младших, Сервис с Гарнеттом слепили здоровенного снеговика с большой головой, огромным носом и ртом до ушей — настоящее пугало! И надо сознаться, что днем Костар и Доль еще осмеливались кидать в него снежки, но, когда сгущались сумерки, поглядывали на уродливого гиганта с опаской.
— У-у, трусишки! — кричали им, храбрясь, Айверсон и Дженкинс, но и сами побаивались, пожалуй, не меньше своих товарищей.
В конце июня этим забавам пришел конец. Снега нанесло глубиной в три-четыре фута, так что ходить стало почти невозможно. Отойдя всего на сотню шагов от Френч-дена, всякий рисковал не вернуться назад. Юные колонисты вынуждены были просидеть в пещере, не выходя наружу, несколько дней, до девятого июля. Но учебные занятия от этого не пострадали. В назначенные дни происходили и диспуты, в которых особенно блистал Донифан благодаря своему природному красноречию и широкой образованности. Но только зачем он так возгордился! Ведь эта заносчивость заслоняла его лучшие качества!
Хотя свободные от занятий часы приходилось проводить в холле, самочувствию мальчиков это не вредило: обе пещеры хорошо проветривались. Забота о здоровье была на первом месте. Ведь если кто-нибудь заболеет, то как и чем его лечить! К счастью, хвори ограничивались несколькими насморками и болью в горле, которые быстро проходили благодаря отдыху и горячему питью.
Пришлось решать еще одну важную проблему. Необходимую для обитателей Френч-дена воду обычно черпали из реки во время отлива, когда она теряет солоноватый привкус. Но после того как поверхность реки полностью замерзнет, доставать ее таким путем будет нельзя.