Два конца
Шрифт:
– Листы-то в литографии какие вдоль печатаны, какие поперек, – объяснил Ермолаев. – Там этого не разбирают, сырыми-то они разными и оказываются… Город Луга? К черту, срезать! Кому нужно, тот и без карты найдет!.. Казань? Девалась неизвестно куда!.. Вот так карта, ха-ха-ха!..
Андрей Иванович молча смотрел работу и сквозь зубы спросил:
– Почем положил хозяин?
– Тринадцать копеек. Сам, говорит, взял по двадцать.
– По двадцать? Врет! – уверенно сказал Андрей Иванович.
Ермолаев перестал смеяться и добродушно
– Ну, врет! С чего ему врать? На копейку клею пойдет, на три коленкору, три копейки барыша; тридцать рублей на заказ. Чего же ему? Довольно!
– Гм! Чертодалову-то нашему довольно?.. Уж не знаю! – усмехнулся Новиков и взглядом обратился к Андрею Ивановичу за одобрением.
Подошел Генрихсен, постоял, тупо и сонно глядя на них, и подвинулся к усердно работавшему Картавцову.
– Послушьте! Что, у вас двадцать копеек нету до субботы?
Картавцов растерянно положил молоток и стал поспешно шарить по карманам.
– Нету, Генрих Федорович!
Андрей Иванович мрачно следил за Картавцовым.
– Почему же у тебя нет? – резко спросил он. – Или уж все деньги в сберегательную снес?
Широкое лицо Картавцова стало еще более растерянным и жалким. Андрей Иванович не выносил его скопидомства и систематически преследовал за него Картавцова то добродушно, то злобно, смотря по настроению.
– Он прослышал, что вы вчера именинник были, – вмешался Новиков. – Нет, говорит, поостерегусь, ни гроша не возьму с собою: вдруг кто на похмелье двугривенный попросит! Дашь, а он до субботы помрет… Всего капиталу решишься, придется по миру идти!
– У тебя, Генрихсен, залогу нет ли? Под залог он даст! – захохотал Ермолаев.
Все, вслед за Андреем Ивановичем, стали по привычке травить Картавцова. Многие сами имели при себе деньги, но об этом они не помнили.
Картавцов густо краснел и хмурился.
– Да нету же у меня, господи! Ну, ей-богу, нет, вот!
– Почему же у тебя нету? – продолжал допрашивать Андрей Иванович. – Ты денег не пропиваешь, значит, должны быть у тебя; а у кого есть деньги, тот с пустым карманом не уйдет из дому, потому что это неловко.
Картавцов, страдальчески нахмурившись, молчал и с преувеличенным старанием околачивал на книге фальцы.
– Това-а-рищ… – с презрением протянул Андрей Иванович. – Хоть поиздохни все кругом, ему только одна забота – побольше домой к себе натаскать. Настоящий муравей! Зато, дай десять лет пройдет, сам хозяином станет, мастерскую откроет… "Григорий Антоныч, будьте милостивы, нельзя ли работки раздобыться у вас?.."
Вошел мастер, Александр Дмитриевич Волков, мужчина с выхоленными светло-русыми усами и остриженный под гребенку. Все взялись за работу. Он спросил:
– Ляхова опять нет? Черт знает, что такое! Вот субъект! Лобшицу в понедельник заказ сдавать, а он тянет. Возьмите, Колосов, вы его работу, псалтыри потом кончите.
В это время вошел Ляхов, с опухшим лицом, пьяный.
– Ну,
– Когда срок придет, тогда и будет готов! – грубо ответил Ляхов, вытаскивая из шалфатки пачку книг.
– Да вы опять пьяны! – воскликнул мастер.
– Не на ваши ли деньги пил?
Мастер покраснел от гнева и закусил усы.
– Ну-ну, посмотрим! Вам, видно, штрафоваться еще не надоело!.. Прекрасно!
И он быстро вышел в контору.
Андрей Иванович чистил щеточкою выскобленный обрез. Ляхов бросил на верстак книги и большими шагами подошел к нему.
– Ты у меня сейчас будешь лежать под верстаком! – объявил он.
– Что так? Почему? – спросил Андрей Иванович.
– Ты чего не в свое дело суешься? Зачем ты меня вчера с Катькой поссорил?
Ляхов грозно и выжидающе в упор глядел на Андрея Ивановича.
– Я тебя поссорил? – удивился Андрей Иванович.
Вдруг Ляхов со всего размаху ударил Андрея Ивановича кулаком в лицо.
Удар пришелся в нос. В голове у Андрея Ивановича зазвенело, из глаз брызнули слезы; он отшатнулся и стиснул ладонями лицо. Сильные руки схватили его за борты пиджака и швырнули на пол. Ляхов бросился на упавшего Андрея Ивановича и стал бить его по щекам.
Ошеломленный неожиданностью и болью, не в силах подняться, Андрей Иванович беспомощно протягивал руки и пытался защищаться. В глазах у него замутилось. Как в тумане, мелькнуло перед ним широкое лицо Картавцова, от его удара голова Ляхова качнулась в сторону. Андрей Иванович видел еще, как Ляхов бешено ринулся на Картавцова и сцепился с ним, как со всех сторон товарищи-подмастерья бросились на Ляхова…
Когда Андрей Иванович пришел в себя, Ляхова в мастерской уже не было; Генрихсен и мастер брызгали ему в лицо холодною водою, хозяин взволнованно расхаживал по узкому проходу между верстаками и прессами.
Андрей Иванович сидел на табуретке, прижавшись головою к рукаву поддерживавшего его Ермолаева, и рыдал, как женщина.
– Хам этакий, негодяй! – повторял Ермолаев, задыхаясь от негодования.
Картавцов, с блестящими глазами, с широкою ссадиною на левой скуле, стоял, тяжело переводя дыхание.
– Сейчас же на расчет его! – сказал хозяин. – И десять рублей штрафу за буйство!.. Подавайте, Колосов, к мировому, я сам буду свидетелем… Этакий скот! Черт знает, что такое!.. За что это он вас?
Андрей Иванович, не отвечая, рыдал. Товарищи участливо окружили его и наперерыв старались услужить. Мальчики и чернорабочие с любопытством толпились вокруг, в дверь заглядывали сбежавшие сверху фальцовщицы.
Хозяин сказал:
– Вот что, Колосов, поезжайте лучше домой, успокойтесь. Стоит обижаться на этого пьяного зверя! Даю вам слово, завтра же его не будет у меня в мастерской.