Два лика Ирэн
Шрифт:
Она успела сделать достаточно много, устроила беременных в большом зале, откуда слуги уже вынесли почти всю мебель, сняли с окон дорогие шторы и натаскали соломы. Здесь, в этой комнате, тоже было не слишком просторно, но всё же тише, чем в башне. Кроме того, рядом есть ещё пустой зал, куда можно будет размещать уже родивших. Опросила женщин и отметила четверых, которым уже вот-вот… У остальных, вроде бы, сроки ещё поменьше. Кому месяц, кому полтора. Точно-то никто из них и не знает. Ну, так никто и не знает, сколько придётся просидеть за запертыми дверями!
Вызвала одну
Тут Ирэн вдруг подумала, что в деревнях есть повитухи, скорее всего. Ну, как-то же раньше, до этого всего, женщины рожали? Надо найти их и отправить к Марше, пока ещё есть время. Пусть поговорит и выберет самых толковых – вот их и приставить к беременным. И, пожалуй, стоит пару женщин покрепче в помощь. За детишками смотреть и готовить. Ну, куда это годится – на восьмом месяце ребёнка годовалого таскать на руках!
Додумать все детали леди Ирэн не успела, звук рога за воротами замка отвлёк её от размышлений и погнал к крепостной стене. Сейчас им предъявят ультиматум и можно будет хоть что-то узнать.
19
ДВА ГОДА ТОМУ НАЗАД
Городок Перуджино
Резиденция ордена святого Тересия
Подвалы замка Рокка Паголино
Человек висел на дыбе недолго, меньше часа, хотя ему казалось, что целую вечность. Кисти рук он уже не чувствовал, только боль в сломанной, но уже заживающей ноге мешала ему сохранять хладнокровие. Нога была перевязана и зажата между двумя досками. Их наложили сразу после боя, а потом везли его целый месяц. Связали, как свинью перед смертью, но заботились о нём. Зачем это было сделано, пленник не знал, ни на один вопрос он не получил ответа. С ним вообще не разговаривали, но раз его лечили после боя, в котором он уложил двоих насмерть, возможно, хотят оставить в живых? Это давало надежду.
Было душно, пахло огнём, калёным железом, кровью. Пот заливал лицо, стекая крупными каплями прямо в глаза. И тем мучительнее было ощущать эти щекочущие капли, едкие и противные, раздражающие каждую минуту, что убрать их можно было бы лёгким прикосновением. Однако никто не спешил устранить это маленькое неудобство.
Обстановка пыточной не производила особого впечатления. Ближе к дверям стояло удобное кресло, обтянутое кожей, с парой мягких подушек наивного розового цвета. Два стола с табуретками по углам комнаты с низким сводчатым потолком. На одном – свитки пергамента и листы новомодной бумаги, чернильница, несколько перьев и оловянный подсвечник с тремя потушенными свечами. Писаря в комнате нет. Второй стол закрыт куском серой холстины. Холстина лежит неровно, в некоторых местах топорщится. В левом углу она немного загнута, и при мерцающем тусклом свете жаровни видно что-то, напоминающее рукоятку молотка. Это на него, на этот стол, периодически с опаской косится пленник.
Палач, не слишком высокий, сухощавый, свитый из одних только мышц и жил, перекусывал прямо в углу пыточной, разложив на коленях чистую белую тряпицу и совершенно не обращая внимание
Шаги в коридоре отчётливо донеслись до ушей пленника, только палач продолжал мерно жевать – его уши были заткнуты восковыми пробками.
Человек, который вошёл в пыточную, был высок ростом, одет в серый длинный плащ из простой ткани. Лица практически не видно из-под капюшона. Только небольшую ухоженную бородку.
Палач вскочил со своего места, роняя остатки еды на пол, и низко склонился. Мужчина в плаще перекрестил его и нетерпеливо сделал знак, отпуская или, скорее, требуя покинуть помещение. Поклонившись ещё раз, палач вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.
Пленник забеспокоился. Странно знакомый запах человека в плаще, сильный и сладкий, перекрыл дух огня и железа. Он мучительно старался вспомнить, откуда знаком этот приторный аромат, но память его подводила. Однако запах нервировал и не обещал ничего хорошего.
Человек не слишком торопясь разжёг толстые свечи, стало значительно светлее, подвинул кресло поближе к пленнику, удобно уселся, небрежно бросив руку на подлокотник. Второй рукой он снял капюшон и посмотрел в лицо висящему.
— Долго же пришлось за тобой охотиться, мастер меча Берч.
— Святой отец?!
Удивление мальчишки было неподдельным, и это на мгновение доставило отцу Клавдию удовольствие. Не зря он выпросил у патрона самых опытных вояк. Этот сопляк не зря получил звание мастера меча. Конечно, не удивительно – единственный сын самого покойного ди Грасси! Говорят, отец начал учить его сразу, как только он сумел пройти первые пять шагов, не падая.
— Расскажи мне, Берч ди Грасси, кто надоумил тебя опозорить имя святой нашей матери-церкви, представив верного её сына поганым мужеложцем?
— Я не понимаю, о чём вы, святой отец?
Если бы Клавдий не знал точно, он бы, пожалуй, мог и поверить мальчишке. Ишь ты! Сколько искренности! Но это был момент торжества Клавдия, и он не хотел пропустить из него ни одной минуты! Торопиться он не станет.
Святой отец встал, прошёлся по пыточной, вернулся к пленнику и, крепко прихватив его за подбородок, сказал:
— Сын мой, посмотри мне в глаза и подумай, стоит ли запираться? Я всё равно получу ответ на свои вопросы, малыш…
И отец Клавдий ласково улыбнулся пленнику.
И только тогда мастер Берч почувствовал, наконец, весь ужас своего положения. Он забился, пытаясь вырваться, спрятаться или, хотя бы, получить возможность отвести взгляд от этих безмятежно-синих, совершенно безумных глаз своей смерти.
****************************************************************************************************************************************
Анги нашла леди Ирэн, окруженную крестьянками, в башне.
— Леди Ирэн, я бы поговорить хотела.