Два маленьких обмана

Карлайл Лиз

– Боже милостивый! – проговорил потрясенный Куин. – И что ты сделала?

– А что еще мне оставалось делать? – равнодушным тоном спросила Вивиана. – Я встала и отвела дочь в дом. Попросила экономку послать за доктором. Я ей сказала, что Джианпьеро ударил меня и что у меня, похоже, сломан нос. Так и оказалось. И ничего нельзя сделать, сказал доктор. Так что я выбросила свою окровавленную одежду, вымылась и пошла к Серилии.

– Должно быть, она была ужасно напугана.

– Да. И она спросила, правда ли то, что сказал Джианпьеро, что он не ее

отец. Тогда я... я сказала ей, что это правда. Что еще я могла сказать? Она так огорчилась. Думаю, едва ли она в то время что-то понимала. Она спросила, не собирается ли Джианпьеро отправить ее куда-нибудь, а я сказала, что это не важно. Что бы ни случилось, мы никогда не расстанемся. И тогда я дала ей кольцо. Я сказала, что Джианпьеро разбил кольцо, потому что в нем есть волшебная сила.

– Волшебная сила? – переспросил Куин.

– Волшебная сила любви, – объяснила Вивиана. – Я рассказала Серилии, что ее родной отец, дал мне его для нее и что оно означает его бесконечную любовь к ней. Я сказала, что пока она владеет этим кольцом, ее папа будет любить ее. Сейчас это... звучит так глупо. Но в ту минуту девочка нуждалась в том, чего я не могла ей дать. И поэтому... и поэтому я солгала.

– Нет, ты не солгала, Вивиана, – прошептал Куин. – Ты поступила правильно.

– Я старалась поступать правильно, – с грустью заметила Вивиана. – Но, как и мой брак с Джианпьеро, мои слова оказались неудачными. У Серилии появилась какая-то неестественная привязанность к этому кольцу. Ты можешь понять, почему она хотела носить его постоянно? Почему она вернулась в лес?

– Конечно, могу, – мрачно ответил Куин.

Он боялся, что это объясняло, почему было бы разумнее сказать ребенку всю правду. Тогда у нее было бы что-то большее, чем кольцо, позволявшее ей питать надежды и мечтать. Может быть, он был не намного лучше, чем мертвый кусок камня, явно таково было мнение Вивианы, но он хотя бы мог дать Серилии веру в то, что ее искренне любят.

Вивиана снова вздохнула и встала. Осторожно ступая на больную ногу, она подошла сначала к окну, затем к столу, затем снова к окну. Она смотрела куда-то вдаль, словно хотела перенестись в более счастливое время или в лучшее место.

– Итак, ты знаешь теперь, Куинтин, что я сделала, – тихо проговорила Вивиана. – И тебе следует узнать, какую цену потребовал Бог. Мой нос, он не просто безобразен. Он разрушен.

– По-моему, это по-прежнему красивый нос, – возразил Куин.

Вивиана отвернулась от окна и посмотрела на Куина.

– Он разрушен, – повторила она. – Cavit'a. В голове... полость, где резонирует воздух. Она... она не в порядке. Что-то исчезло. Изменилось.

– Изменилось? – Куин нахмурился. – Что это ты говоришь, Вивиана? Тебе трудно дышать?

Вивиана медленно покачала головой:

– Нет, нет, не это. Мне трудно петь. Мой голос, саго, у меня пропал голос.

Пропал голос? У Куина замерло сердце.

– Виви, как это может быть? Твой голос прекрасно звучит. Вивиана медленно направилась к нему.

– Говорить –

это, саго, совсем другое, – прошептала она. – Я не могу петь. Я не могу держать ноту так, как прежде. Мое вибрато звучит не так, как должно, сила, звучность, возможно, не пропали. Но голос в лучшем случае стал заурядным.

– Но что говорит дядя Чес? А твой отец? Вивиана покачала головой:

– Они пока еще не заметили. Но я заметила, и они тоже в конце концов заметят. В хорошем зале, с хорошим музыкальным произведением.

– О, Виви! – воскликнул Куин. – О, Виви! Ты уверена?

– Е' certo, – прошептала Вивиана.

Куин понимал, что было невозможно найти более тяжелого наказания для нее, если не считать потерю отца или детей. Да, он мог понять, почему Вивиана считает, что Бог наказывает ее. Для нее голос означал все. Он был ее величайшим счастьем. Она жила ради того, чтобы петь, иза это люди поклонялись ей.

– Виви, а ты можешь учить пению? Можешь ты... сочинять музыку?

Вивианаснова покачала головой:

– Яеще не готова думать об этом. Дай мне оплакать мою потерю, Куинтин.

Слово «оплакать» было выбрано совершенно правильно. У Вивианы был такой вид, как будто она умерла.

Даже если бы Куин думал над этим тысячу лет, он все равно не мог бы постигнуть, что пережила эта женщина за время своего замужества. Он был уверен: для этого надо самому пройти через этот ужас. Но Вивиана никому не давала повода усомниться в ее счастливом замужестве. Ее гордое молчание изумляло Куина; ее безропотное принятие того, что предназначила ей судьба, было выше его понимания.

Вивиана наблюдала за Куином, стараясь понять, что он испытывает сейчас.

– Я не хочу твоего сочувствия, Куинтин, – сказала она. – Я рассказываю тебе это просто для того, чтобы ты знал, что ничто не давалось мне легко. Я поняла, что за все в жизни надо платить. И если я совершила ошибку, я за нее заплатила.

Казалось, что больше уже нечего сказать. Было ясно, что Вивиана верила в сурового и мстительного Бога. Может быть, это был ее способ справляться с бедами.

Как бы ему этого ни хотелось, не в его силах было изменить прошлое. Если бы он мог, то Джианпьеро Бергонци никогда бы не существовало. Здесь, в реальном мире, мире настоящем и трудном, пришло время давать Серилии лекарство. И у них закончилась холодная вода. А Вивиана явно не желала утешений, во всяком случае, от него.

Не раздумывая, Куин дернул за звонок. Когда пришла горничная, Вивиана приказала ей принести бульон, и свежую воду, а сама приготовила снадобья для Серилии. Куин поправил одеяла на кровати и принес свежую подушку для девочки. Они все делали вместе так, будто занимались этим годами.

Синьора Росси принесла еще один тяжелый поднос. Вместе с Вивианой они сумели влить в Серилию и бульон, и лекарство. Девочка казалась более оживленной, но она вскоре крепко уснула.

Старая няня, стоя у кровати, посмотрела на Серилию.