Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Фабр Серж

– А может быть лучше все же Лионель Тардю?

– Ты в Капдае недавно, – услышал я в ответ. – И всего знать не можешь. Поговори с ребятами из участка. Поговори с жандармами. Предложи гипотетическую альтернативу: схватка с вооруженным грабителем или разговор с мсье Тардю. Вряд ли ты найдешь хоть одного, кто выберет разговор.

– Но ты вчера справился.

Он выпрямился еще больше:

– Да! Но чего мне этого стоило. И, между прочим, штрафные дежурства по выходным, теперь отменяются. Лейтенант-колонель строг, но справедлив.

Отказавшись что-то еще пояснять, Гастон рассказал историю, которая вчера приключилась с су-лейтенантом Дюлоном. Тот

пришел в отель «Normandy», с благой целью: сделать внушение разбушевавшимся немецким подросткам. Пришел во время ужина, чтобы гарантированно застать хоть кого-то. Взял с собой чуть ли не бригаду полицейских. Отель оцеплять не стал, но и так демонстрация силы французской муниципальной полиции, как ему казалось, была впечатляющей. Ну, там все бегут, потом строятся, отдают ему честь и всё такое прочее. Как в кино.

Дюлон собрал ребят в холе, всех двенадцать человек, и произнес речь, перечисляя одну за другой кары, которые могут посыпаться на головы бедных студентов, если они не перестанут безобразничать по ночам. Те кивали серьезными лицами. Кто-то даже наверное что-то понял, потому что потом, после того как, речь закончилась, они его обступили и стали задавать какие-то вопросы на английском и ломаном французском. Су-лейтенант подобрел, отпустил бригадира с его людьми, стал отвечать на вопросы. А когда вернулся в участок, то обнаружил, что у него пропали наручники и рация, которые были прикреплены к ремню. Теперь он добивается от шефа войсковой операции по захвату отеля и поголовному обыску всех подозреваемых в хищении полицейского имущества.

– Добьется?

– Да ты что? Это тогда надо жандармов привлекать. Смеха будет на весь департамент Лазурный берег – Приморские Альпы. Нет уж пусть сам выбирается из…

Тут в участок прибыл шеф и потребовал, чтобы я через три минуты зашел в его кабинет.

Я вспомнил, что на мне, помимо неразберихи с надувным матрасом и трупа в бассейне, еще и дело Чипи. Быстро набрал номер мадам Анн Шарбонель, свидетельницы бандитского нападения Чипи на мсье Гая Моги. Или жестокого обращения подозреваемого Гая Моги с невинным псом. Это, пока что, как посмотреть. Но домашний телефон мадам Шарбонель старался впустую, на его сигналы никто не реагировал. Мадам Шарбонель не было дома. Или она глуховата, что в семьдесят три года не новость. Или предпочитает поспать после обеда… В общем, что докладывать шефу, по этому делу, непонятно.

14. 10. Там же.

Но и не пришлось. В системе координат лейтенанта Карира, мне опять повезло. В смысле – появился новый труп. Только я собирался рассказать шефу о беседе с Ириной (в надежде что о Чипи он не вспомнит), как тот, прервав меня на первом же слове (что у него, я думаю, в привычке), заявил, что выслушает меня позже, а лучше – прочитает мои записи. Мы возвращаемся к делу о надувном матрасе. Дело в том, что час назад в море, в районе Кань Сюр Мер, в трех, примерно, милях от берега обнаружен надувной матрас.

– Кем обнаружен?

– Вертолетчиками. При облете акватории, по нашему запросу. Вызвали катер, чтобы доставить матрас на берег. Спасатели подплыли, а там сюрприз. Для нас с тобой су-лейтенант. Рядом с матрасом – труп в костюме для подводного плавания. Похоже у нас из маленькой рыбки вырастает большая щука 29 .

– Вы думаете шеф…

– Не я один. Сейчас заедешь за Ириной Андрейчиков. Она предупреждена. Заберешь ее. Доставишь в управление полиции Ниццы. И сразу двигай

в порт, куда доставят тело. Там будет первичный осмотр, вдруг успеешь.

29

Лейтенант-колонель не мог удержаться и вставил в разговор народную мудрость: « Le petit poisson deviendra grand» – А. П.

– А Ле Гун, он…

– А что Ле Гун? Если это тело Владимира, значит, мы в должны быть в курсе расследования. Чтобы оказывать содействие, разумеется. Что это было: убийство, несчастный случай или что другое, разберемся потом. Пока нам надо установить, чье это тело. Оно сильно повреждено, как сообщили спасатели. Поэтому им нужна Ирина. Она должна опознать тело, если это вообще возможно.

– Что, так плохо?

– Так или не так, разбирайся на месте. И реагируй. Быстро, быстро, су-лейтенант, отправляйся…

Быстро или нет, это на самом деле, не шефу решать. Я позвонил Ирине, она попросила заехать за ней через десять минут, так что как раз пять минут, для того чтобы записать этот разговор, у меня было. А вот сейчас уже все – улетел.

15.17. Порт Ниццы.

Капитан Ле Гун, носится по порту, как заведенный и, сохраняя свое фирменное деревянное выражение лица, выпускает изо рта табачный дым и фразы, состоящие из только двух слов; «не сейчас», «скоро буду» (это в телефон), «стойте здесь», и, на крайней случай, «потом, потом». Большинство фраз адресовано трем журналистам местных газет, которые бросаются за вслед, как собачки, только что не скулят. Ле Гун уже три раза пробежал мимо меня, не удостоив взглядом. Хотя, я подозреваю, что слова «скоро буду», могли относиться и ко мне. Если он и дальше собирается бегать на такие дистанции, то ему надо бросать курить. Спорт и курение, как известно, несовместимы. Я вот, не курю. Но, правда и не бегаю.

А дело в том, что тело (и матрас, конечно) доставили в порт уже полчаса как, но спасатели его не отдают, дожидаясь распоряжения начальства. А начальство, где-то здесь в порту проводит плановый инструктаж для группы подростков, отправляющихся учиться подводному спорту. Но где проходит инструктаж никто не знает, дозвониться не могут по причине того же инструктажа, при проведении которого, полагается выключать мобильные телефоны. Чтобы не прерывали. Сколько будет продолжаться инструктаж, никто не знает, потому что это дело индивидуальное. К тому же дети требуют особого внимания.

И в результате Ле Гун уже начинает шипеть. У него кончается запас толерантности. А может быть он просто устал бегать. Я же пока могу продолжить свой журнал.

Кейс. Жанна.

Нет, это чуть позже, а то собьюсь.

Я забрал Ирину у ворот виллы. Она была совсем другая, чем утром. То ли она так умеет меняться, то ли известие о возможной смерти отца на нее так повлияло, но ни живости в ней не было в этот раз, ни быстроты движений. Она переоделась во все темное: брюки, блузка, шарф, повязанный, как платок. Очки, от «Версаче» тоже темные, но это вряд ли из-за траура. Я попытался сказать, что еще ничего не известно и может быть это какой-то совсем другой человек… Но она лишь спросила, пропадал кто-либо еще в эти дни. Я ответил, что нет, таких сообщений не было. И остальную часть пути до Ниццы (двадцать пять минут) мы провели в молчании. Хорошо, что я поставил полицейскую мигалку на крышу своего «Пежо», и мы могли двигаться с самой высокой скоростью.