Два путника в ночи
Шрифт:
В коридоре он уселся в большое позолоченное кресло, уперся локтями в колени, уставился в пол. Ему слышно было, как в комнате Прохорова двинули стул, потом что-то упало, звякнуло стекло. Все эти звуки напомнили ему последние дни Лизы.
Медяк возник перед ним бесшумно, как привидение:
– Пойдемте, Василий Николаевич, нам нужно поговорить. – Голос его был тих и бесцветен. Таким же бесцветным было его лицо. Запомнить его было невозможно. Человек-невидимка.
– Как он? – спросил Коломиец.
– В порядке, спит. Прошу, – он указал рукой в конец коридора, где, как знал
– Послушайте, – вспомнил Коломиец, уже на ходу, – почему он сказал, что выиграл?
– Мы держали пари, – ответил Медяк, – признаетесь вы в убийстве или нет. Я ставил против, Валерий Андреевич – за. Он выиграл.
– Откуда вы знаете?
Медяк не ответил, лишь пожал плечами. И Коломиец поежился, почувствовав себя маленьким и ничтожным, куклой на веревочках, за которые дергает кто-то, прячущийся в тени.
– Зачем я вам? – спросил он прямо, решив, что хватит играть в кошки-мышки.
– Сейчас объясню, – также прямо ответил Медяк, нисколько не удивившись вопросу. И, когда они уже вошли в кабинет, сказал: – Вам не следует беспокоиться, Василий Николаевич. Человек, которого вы убили, защищаясь, был очень плохим. Я бы сказал, что он был в большей степени зверем, чем человеком. Валерий Андреевич просил передать вам, что снимает этот грех с вашей души. Ну, да я думаю, он и сам вам об этом скажет. Я полагаю, человечество должно быть вам благодарно за ваш рыцарский поступок.
И снова Коломиец удивился тому, как говорит этот незаметный человек. Посмотрел подозрительно, не издевается ли. Но в пустых невыразительных глазах Медяка не было насмешки.
– Пожалуйста, – сказал он, указывая на диван, – усаживайтесь поудобнее. Разговор предстоит долгий.
– А тот человек, на даче? – спросил Коломиец. – Что там произошло? За что его убили? Откуда у него документы генерала Медведева?
– Тот человек был близким другом генеральши Медведевой. Его не убили, Василий Николаевич, он умер от сердечного приступа. Как к нему попали документы? Не знаю. Никто не знает и уже не узнает. Возможно, Медведева отдала их ему на хранение. А может, он сам их взял… Брат его был связан с генералом, и он подумал… ну, скажем, что имеет на них право. Не знаю. Да и неважно это теперь, поверьте!
Они помолчали.
– Зачем я вам? – снова спросил Коломиец.
– Больше нет никого, – просто сказал Медяк. – Знаете, как бывает, – людей много, а личностей нет. Больше просто некому. Родственник ваш, Трубников Иван Федорович, передумал баллотироваться в мэры. Оно и к лучшему, человек он никчемный. А вы… Валерий Андреевич вас очень уважает. Правда, до выборов осталось совсем ничего, но ввиду того, что выбыл один из кандидатов, я думаю, разрешат зарегистрировать нового.
– А если я откажусь?
– Вольному воля, спасенному рай. Только вы не спешите, Василий Николаевич. Мы поговорим с вами, обсудим все честь честью. И вы подумаете. Обязательно подумаете, а потом будете решать. На все воля Божья. Принуждать силой вас никто не станет, разумеется. Дело сугубо добровольное. Человек должен понимать, на что идет. Управлять городом – это вам не заводом руководить. Поговорим, и вы подумаете. Обещаете?
Коломиец
«Праведную – не праведную! – подумал он. – Кто им судья?»
Только не он, Коломиец.
Глава 33,
Она же эпилог. Весна
Кончалось лето. Дни стояли не одуряюще жаркие, с быстрыми летними грозами и пышной зеленью, а спокойные, теплые и сухие. По утрам было уже прохладно, на траве долго не высыхала роса, а ночи были по-осеннему холодные, с маленькими и далекими звездами. Растворилось и исчезло, как и не было, его дрожащее полуденное марево. Легкий ветерок приносил запахи реки, сена и яблок. Небо днем было глубоким, синим, без единого облачка, воздух прозрачен, и резкими стали светотени.
В один прекрасный день конца августа двое неторопливо шли по улице, рассматривая номера домов. Один из них был полковник Кузнецов Леонид Максимович, а другой, держащийся за его руку, – мальчик лет четырех, крупный, светловолосый, в синей курточке и новых белых кроссовках.
– Ну вот, Федор, – сказал Кузнецов, – мы у цели нашего путешествия.
– Путешествия? – повторил звонко мальчик.
– Да, путешествия. Это значит, что мы пришли.
Он отворил калитку и пропустил мальчика вперед. Тот сделал несколько шагов по вымощенной плиткой дорожке и остановился, оглядываясь на Кузнецова.
– Смелее, Федор! Здесь живут хорошие люди, – подбодрил Кузнецов.
Навстречу гостям вышел большой кот тигровой масти. Остановился перед ними, задрал хвост и мяукнул басом.
– Кошка! – сказал Федор и показал на кота пальцем.
– По-моему, это кот, – отвечал Кузнецов. – Я вообще-то не очень разбираюсь в этих вещах. Может, и кошка. Хотя, судя по… лицу, скорее все-таки кот. Эй, – закричал он, – есть кто дома?
Никто не отозвался на зов, и мужчина с мальчиком пошли по дорожке дальше, завернули за угол дома и оказались у входной двери. Кот следовал за ними. Перед домом, как раз напротив крыльца, стоял старый сарай, приспособленный под мастерскую. Двое мужчин копались в моторе старого низкого автомобиля с широкими крыльями и большими, как фонари, фарами. Кузнецов и Федор подошли ближе. Один из мужчин, помоложе, заметил их, разогнулся и что-то сказал другому. Тот взглянул, сказал обрадованно:
– Леонид Максимович, какими судьбами? Вот так сюрприз! А мы тут доводим до ума этот музейный экспонат, – он махнул рукой на автомобиль. – Купил за бесценок четыре года назад, и все руки не доходят. Довоенная модель, «Мерседес-Бенц», мечта всякого коллекционера. Сиденья – настоящая кожа, и мотор еще побегает. Не машина – игрушка. Лучше новой будет. А кто это с вами? Внучок?
– Здравствуйте, Владимир Михайлович. Дима, привет! – отвечал Кузнецов. – А это Федор, мой крестник. Шли мимо и решили навестить хороших людей. Да, Федор?