Два рецепта от одиночества для мужчин

Городецкая Лариса

– Прекрати! Тоже мне пророк! – и нараспев продолжила, – « священное ремесло существует тысячи лет…»

– Доктор Лея Рутенберг! Не к лицу тебе и не пристало! Речь идет не о свахе, о ремесле поэта. Есть разница!

– Здесь не место для дискуссий. Дашь совет, когда его попросят. Ты забываешь, я не маленькая Лея, сестричка твоего друга Саши!

– Ты – маленькая Лея, сестричка моего друга Саши, которого я так любил. Будь он жив, повторил бы мои слова. Не делай этого, прошу!

Лева печально улыбнулся, взял Лею за руку и повел к могиле. Еще пару лет назад собирались не спеша, держась за

поясницу, втянув животики и животы, которые уже втянуть нельзя, только поддержать двумя руками, Сашины друзья с женами, сидели, вспоминали молодые годы. Дети выросли, жены постарели, кто-то отошел в мир иной. Сегодня здесь одни мужчины – постройневшие, свободные. Прошлое их тяготит.

Хочется с молодой душой и подкрашенной бородкой, окунуться в молодую жизнь, родить детей. Почему бы нет? Сколько красивых женщин! Сколько возможностей! Но время подгоняет. Все торопятся до неприличия. Полчаса, поплакав, помянув, разъехались.

Лишь отбойный молоток продолжал святое дело: готовил место.

Вторая глава

Вы спали на узком кожаном диване?

Ты рванулась движением испуганной птицы.

Ты прошла, словно сон мой легка…

И вздохнули духи, задремали ресницы.

Зашептались тревожно шелка.

А. Блок

Возвращение с кладбища всегда печально. Хотелось тишины. Но в доме гремела музыка, горели люстры, свет переливался из окон на улицу. Некстати гости! Лея открыла входную дверь, в гостиной пусто. Невестка, худенькая Света, почему-то выходит боком из спальни, но спальни Леиной! Что она там забыла? Через секунду глаза привыкли к свету и стали различать действующих лиц. Сын Вова тащит законную супругу в темный угол целоваться. До Леиного слуха долетели пару нежных фраз на птичьем языке: «Шампурчики, маслинки, две бутылки водки. Ленка пьет, как лошадь, двух не хватит». И внятный Светин голос: «Все соберутся, человек двенадцать. Где мы их посадим?» И Вовин шепот:

– Где мы их положим? Где взять кровати?»

– Да, где мы всех положим? Они не дети, спать на полу не будут.

– Светик, я не могу сказать ей: уходи, мне нужен вечер без мамаши.

– Не можешь. Обидится и не уйдет нарочно.

– Ей некуда уйти. Подруг не любит, женихи куда-то подевались. Где записная книжка? Посмотрим…

Лея тихо прикрыла дверь, на цыпочках пошла по коридору. В свою спальню, свое убежище. Темно и тихо. Пахнет… сыростью не пахнет. В гостиной в это время творилось действо с ее записной книжкой.

– Кто это Зиновий? – спрашивала Света, щурясь.

– Не знаю.

– Виктор? Семен Петрович? Алик?

– Алик – алкоголик, Виктор – старый друг.По-моему, она давно с ним не встречалась.

Света

выхватила книжку, потыкала по кнопкам телефона и понеслось:

– Витя! Ой, как плохо слышно. Это Лея. Ничего не слышу. Перезвони мне. Нет, ничего плохого не случилось,– и положила трубку. Через минуту, конечно, он звонит и просит Лею к телефону.

– Мама! К телефону! Дядя Витя, – заиграл с азартом Вовка.

Лея вышла из полутьмы, схватила трубку.

– Привет, мой старый друг! Ну, как дела? Случилось что? Люська двойню родила? Вот молодец! Как все было? Приеду, посвятишь?

«Какие дети у меня душевные, волнуются. И Светка, невесточка, красивая девчонка».

– Не волнуйтесь, дети, все хорошо. У Витьки двойня! Вот молодец!

– Кто молодец? – на всякий случай, чтобы Лея не ушла, спросила Света.

– Дочка. И Витька тоже. Растил ее один. Теперь он дедушка. Как время пролетело… Витька – дедушка!

– Поезжай к нему, полезный опыт

пригодится, – витийствовал сын Вова.

– И мы пока попробуем, получится не хуже, – добавила невестка, сопроводив свою тираду таким невинным взглядом, как будто собралась постричься в монастырь. Хотя, какие здесь монастыри?

Пришлось поехать. Витька жил в хорошем старом доме, с высоким потолком, просторным коридором. Лепнина по углам, амуры и психеи, напоминали, что красота музеев была когда-то частью бытового интерьера.

Старые деревья уютно росли у входа. Звонки в этих квартирах, почему-то издавали звук дверного молоточка.

Лея на всякий случай постучала, вошла.

Витька спал в салоне, укрывшись теплым пледом. В темноте мигал безмолвно телевизор.

– Что случилось? Ты заболел? – с порога спросила Лея, потирая руки, как в кабинете, на приеме.

– Свет выключи и сядь. Не думал, что … садись. Я уже проснулся.

– Ты был такой веселый. Чего сидишь, как жопа, в темноте?

– Если в темноте, то, в самом деле, жопа. Других симптомов нет. Под диваном глухо звякнул телефон. Витька замер, посмотрел на Лею. Энергично замахал руками: какое хамство в столь поздний час и вообще нас нету дома. Телефон не умолкал. Кто-то был настойчив, знал хозяйские привычки. Лея снисходительна:

– Какой-то бабе невтерпеж! Ответь ей. Посидим втроем.

Могильным голосом, с укором Витька произнес «Алле». Выслушал в ответ тираду, улыбка постепенно залила небритое лицо. По обращению «сукин сын» Лея не могла понять, с кем он говорит. Витька прикрыл ладонью трубку и прошептал:

– Это Левка. От тебя привет?

Наступил ее черед замахать руками и сделать вид, что никого нет дома. Не хотелось, чтобы Лева знал… Телефон отправился на место, под диван. Стало тихо. Лея оторвалась от двери, села в продавленное кресло, закурила.

– Мне уйти?

– Ни боже мой, сейчас я встану. Дай мне брюки.

– Не понимаю! Ты приглашал…

– Улегся и лежу, и не бегу тебя встречать, и галстук не подходит. Не волнуйся, дорогая. Сейчас все будет по первому разряду! Кушать хочешь?

– Нет!

– А выпить?

– Давай.

– Поесть не хочешь? Копченая грудинка, паштет. Слюною можно подавиться, так вкусно!

– Я не голодна.

– Врешь. Мне все известно, ты дома не готовишь.

– Не твое собачье дело!